Домой добирался пешком. Нужен был план. Но решение не приходило. Ни одна из версий не обходилась без определенной доли лукавства (читай, вранья), однако я понимал, что уверенно соврать не получится, а значит не стоит и начинать: все будет еще глупее. А то, что «двойка» была результатом откровенной глупости с моей стороны, сомнения не вызывало, как и тот факт, что переписать на удовлетворительную оценку я мог бы хоть завтра.

Глупостью выступали амурные переживания, нахлынувшие на меня по осени, и разгорающиеся все сильнее по мере продвижения года к лету, отчего в какие-то моменты времени полностью парализовались мыслительные и логические способности. Подозреваю, что подобным параличом и была вызвана сложившаяся ситуация. Вот и сейчас понимаю: когда я пришел домой, мысли мои были отнюдь не заняты проработкой предстоящего диалога с родителями, а находились где-то далеко в мечтах.

Однако, так или иначе, но «двойка» меня отрезвила. Уходить из лицея, тем более по такой нелепой причине, мне совершенно не хотелось. Надо было просто взять себя в руки и сосредоточиться на два часа, отводимые на контрольную.

Но сначала, я должен был рассказать о ситуации маме.

Дверной замок в этот раз клацнул неожиданно громко, оповещая, что кто-то вставил в него ключ. Следующий и неизбежный момент истины наступил. Сердце бесновалось в груди в бешеном желании вырваться наружу.

Я сидел за своим столом с разложенными тетрадями и учебниками, спиной к двери, пытаясь с умным видом делать домашние задания. То, что это пришла мама, я не сомневался, она приходила с работы первой и приблизительно всегда в это время.

Глубоко вдохнув, я приготовился к вопросу, ожидая, что мама сразу спросит про оценку. Но вместо этого она со вдохновенным и счастливым видом буквально залетела в комнату и с размаха положила на стол передо мной какой-то бланк. Опустив взгляд, среди многих слов, напечатанных мелким шрифтом, я увидел сочетание «Константин Федин».

- Танцуй, я купила путевку! Мы идем в круиз!!! – буквально пела она.

- Ура! – тихо вполголоса только и вырвалось у меня.  

После прошлогоднего речного путешествия мы твердо решили повторить отпуск в круизе, и последний месяц родители только и занимались подбором маршрута. И надо же было именно сегодня приобрести путевку.

План экстренно изменился. Мама была в таком счастливом настроении, что огорчать ее категорически не хотелось. Я решил сам тему не форсировать, а ждать, пока она не спросит сама, положившись на импровизацию. Но, похоже, покупка путевки настолько захватила ее волнительным предвкушением поездки, что вопрос с контрольной ушел на второй план и временно забылся. Это стало вторым знаком, что ситуация кем-то (конечно же не мной), но все же контролируется.

А в итоге, все «рассосалось» само собой. Встретившись назавтра с завучем, где состоялся серьезный воспитательный разговор, нам, целой группе двоечников, предложили несколько вариантов времени переписывания работы, среди которых была ближайшая суббота, то есть следующий день. Ее я и выбрал.

Причиной вышеупомянутого сердечного беспокойства была девочка из параллельного класса. По опыту собственных ощущений я уже понимал, что «случайное» пересечение на перемене вышибало меня ровно на весь урок, заполняя голову анализом это секундной встречи, но, несмотря на это, я с нетерпением ждал следующей перемены. Подлинное помешательство, но такое приятное.

По этой причине всю оставшуюся пятницу в лицее я потратил, чтобы не пересекаться взглядом с объектом обожания и оставаться в здравом рассудке, хотя бы до конца субботы (признаюсь, это было жестоко и, практически, невыносимо).

Вторая попытка написания контрольной прошла намного более удачнее первой, и в нагрянувший понедельник меня оповестили о полученной «четверке». С облегчением выдохнул не только я, но и моя учительница, в итоге в журнал пошла оценка «удовлетворительно» (балл сняли за вторую попытку), но это были уже мелочи. Главное, что вызов родителей в школу отпал, а я получал допуск к экзамену.

Но самое важное, я оставался рядом с той, один взгляд на кого взрывал пульс и отключал сознание. Новые ощущения, которые и напрягали и волновали одновременно, были проблемой, и как ее решать я еще не знал.

Накануне разрешения ситуации с контрольной, в воскресенье, состоялся семейный совет, на котором было торжественно объявлено, что речному круизу 1990 года БЫТЬ! Пройдет он снова на теплоходе «Константин Федин» с 1 по 19 августа по маршруту Саратов – Москва - Саратов.

Вот теперь громкое и бурное тройное УРА!!!

P.C. Оборачиваясь сейчас в прошлое, невольно нахожу подтверждение вечной истине – случайности не случайны. Только иногда на то, чтобы увидеть это, нужны годы.

Как бы все прошло, купи мама путевку в другой день? Или, может быть, про контрольную давным-давно Кому-то было уже известно и путевку Он специально организовал в этот день, чтобы сгладить обстановку. В таким случаях говорят, что случилось, то случилось. Но согласитесь, иногда остается только поражаться «случайности» некоторых стечений обстоятельств. 

Мои же чувства и мысли оказались в этот момент на удивление далеки от теплохода, а были главным образом сосредоточены на построении в максимально выгодном для себя свете будущей «героизации» всего этого происшествия в глазах небезразличной мне особы. Потерять глаз в планы не входило, а вот предстать пострадавшим от шальной «бандитской пули» было бы весьма впечатляюще. Правда, визуализировать в деталях весь эффект мешала все более усиливающаяся боль, вспыхивающая при каждом моргании.

Больничных будней еще коснусь в будущих главах, сейчас же лишь оговорюсь, что в итоге все разрешилось опять-таки благополучно. Лечение глаза оказалось тем еще «трэшем» (одни только уколы прямо в глазное яблоко, которые уже на слух звучат жутко, чего стоят), но зато быстро приведшим к результату. Родители приезжали ежедневно, советуясь вместе с врачом по курсу лечения и динамике выздоровления. В среду состоялся импровизированный консилиум и, под ответственность родителей, меня решили выписать, хотя по-хорошему должны были продержать в больнице до пятницы.

Курс уколов был пройден полностью, дальнейшее лечение заключалось в каплях и таблетках, что можно было делать и самостоятельно. Главное условие – преимущественно лежачий режим – тоже было осуществимо, минусом было то, что неделю запрещалось читать, не говоря уж о том, чтобы смотреть телевизор.

Решили, что до вечера среды я буду находиться в больнице и выпустят меня в самый последний момент перед отправлением на речной вокзал.

И вот наступила среда 1 августа 1990 года. Накануне вечером мне разрешили снять повязки (все это время у меня были завязаны оба глаза, чтобы максимально отключить или расслабить нужные врачам функции и соответствовать режиму лечения), так что жизнь постепенно возвращалась в привычное течение.

Не возьмусь угадать как, но больница выделила спецавтомобиль, чтобы в лежачем положении доставить меня на пристань. Теплоход отправлялся в девять вечера, а где-то в начале восьмого мама приехала выписывать меня из больницы.

Во дворе стояла машина «Скорой помощи» модели ГАЗ-24-02 – «Волга»-универсал с большой открывающейся задней дверью. Раньше много таких было, в том числе и специально выпускаемых для «скорых».

Дядька-водитель, усатый и пузатый, рывком открыл боковую дверь.

- Карета подана, сэр! – добродушно произнес он. Вероятно, это была его коронная фраза, полная сарказма и иронии одновременно, и говорил он ее многим, но в тот момент такая игра слов не могла не вызвать улыбку. Все-таки, неисправимые юмористы эти медики.

- Тогда, гони! На вокзал!

«Карета» спустилась на самый нижний ярус к самым причалам. Папа с сестрой ждали нас у теплохода. Таким образом, мене чем за час до отплытия туристический статус-кво нашей компании таки восстановился, и мы поднялись на борт «Константина Федина».

Наш круиз 1990 года начался!!! 

Жестким условием выписки, под которым подписались родители, был преимущественно лежачий режим последующие три дня с минимальным нахождением на ветру и категорическим запретом читать и смотреть телевизор.

По этой причине отчалить на борту не получилось. Меня сразу же отправили в каюту, да я и сам не возражал. Собственно говоря, перспектива потерять зрение на один глаз делала соблюдение режима процедурой максимально серьезной.

Каюты у нас снова двуярусные, но теперь не в холле, а в центре палубы. По этой причине они оказались увеличенными по площади, причем, как мне показалось, и в длину, и в ширину. Стало быть, более комфортабельными.

Отчаливали в девять вечера. Несмотря на такое позднее отправление, день отплытия опять считался первым днем круиза. Иногда, конечно, удивляют такие «округления».

Полагаю, чтобы оправдать приравнивание трех часов к суткам, команда круиза включила в этот вечер ужин, как первую услугу по питанию. Так что, через полчаса после отправления нас пригласили на ужин.

В этот раз мама выбрала питание в первую смену. Прошлогодний опыт показал, что плюс питания во вторую смену в возможности поспать или поваляться в кровати подольше утром, не перекрывает минусов от более позднего ужина, который в иные дни может быть и в девять вечера, особенно при послеобеденных стоянках в городах.

Столик нам выделили такой же, как и в прошлом году и практически в той же части ресторана. Словно на автопилоте расселись по уже привычной схеме.

Черт побери, но куда не посмотри, сразу же вспоминается прошлогоднее путешествие. Глаз цепляется за какие-то мелкие детали, фиксируя случившиеся с теплоходом изменения: столики в ресторане расставлены немного по-другому, застелены скатертями однозначно другого цвета и как будто поменялись портьеры… А еда по-прежнему отменная.

Вообще, ресторан на теплоходе, это целый отдельный мир. Приглушенные освещение и музыка, заказное меню, обслуживание официантами и безукоризненная еда, все эти факторы делают именно питание на теплоходе одной из главных особенностей круизного отдыха. Если учесть, что в остальное время года мы и вовсе в ресторанах не бываем, то эта особенность делает ресторан самым любимым местом на теплоходе, откуда и уходить-то иногда не хочется.

В такие моменты начинаешь сомневаться, что первично: то ли ресторан является неотъемлемой частью круиза, то ли сам круиз выстраивается вокруг теплоходного ресторана. Я пришел к мысли, что в разные путешествия дни реализуются оба варианта.

Весь оставшийся вечер я провел в каюте. Немного улыбнулся от осознания повторения прошлогоднего карантина, отличающегося от нынешнего лишь нюансами, а по сути, выключающего меня из круизной жизни на три дня. Спрогнозировать и подготовиться к такой случайности невозможно, можно лишь стараться адаптировать события в свою пользу. 

В этот раз я решил вести полноценный дневник путешествия. По крайней мере, насколько меня хватит. Тетрадку я захватил потолще, потому что также собирался продолжить свои корабельные наблюдения и максимально продвинуться в построении классификации пассажирских круизных теплоходов.

В этом путешествии верхняя полка снова моя и, устроившись по удобнее, я заполнил несколько строчек дня первого.

Начавший накрапывать дождик, его выдали мелкие брызги, появляющиеся длинными тонкими полосками на окне, загнали старающихся поверить в начавшееся путешествие пассажиров в свои каюты. Зашли и родители. Мама провела прописанную процедуру заливки глаз разными растворами. Система лечения требовала закапывания обоих глаз, а не только раненого, так что на какое-то время я оставался временно «ослепшим», чтобы растворы затекли туда, куда следует.

Как и в прошлом году, в одиннадцать радиоузел прочитал программу на завтра и объявил отбой.

Ну, что же, поехали!

P.C. «Столичный экспресс» не название маршрута. Просто спонтанно придумалось, понравилось и я решил оставить для сборника. Название ведь должно быть, так пусть будет «Столичный экспресс».

Тетрадка с записями сохранилась и лежит сейчас передо мной. Без улыбки читать сегодня те записи не получается. Где-то наивные, где-то нелепые из-за «важных» в те дни деталей, на которые теперь и не посмотрел бы. Безусловно, прошедшие тридцать три года, огромный срок, но эти путевые заметки, будто машина времени, возвращают в те славные и удивительные добрые времена, бередя и вороша закоулки памяти.

Собственно, весь «Столичный экспресс» и будет строиться на основе этих записей, подвергнутых небольшой художественной обработке. Названия теплоходов, городов и иных реальных географических локаций сохранены оригинальными. Имена людей, наверно, буду стараться опускать, чтобы ненароком не нарушить чье-то личное пространство.

Используемые иллюстрации опять же из взяты из интернета, со своими фотографиями повторилась прошлогодняя история. 

- Да, - ответил я, понимая, что скорее всего обращаются ко мне.

- Как звать-то?

- Денис

- А загремел с чем?

- Спортом занимался, - выдохнул я.

Судя по звукам голос начал было смеяться, но сдержался:

- А подробнее? Рассказывай, заняться-то все равно нечем, словно кроты тут лежим. Хоть одно развлечение – поболтать.

Признаться, заскучать я еще не успел и болтать непонятно с кем с завязанными глазами не очень хотелось, но и грубить соседу не хотелось.

- Да мячик теннисный глазом словил, отбить пытался…

Продолжать рассказ смысла не было, потому как сосед заржал очень заразительным смехом. Вероятно, в красках представил картину произошедшего. Собственно, обрисовав вслух причину своего попадания в больницу, я тоже почувствовал всю нелепость и комичность ситуации.

Как потом выяснилось, самого обладателя голоса звали Николай и попал в больницу он прямиком из гаража, где, мастеря что-то по слесарной части, поймал немалую металлическую стружку. Этот факт его очень расстроил, потому что закончить работу он должен был за выходные, но теперь точно не успеет. Случай у него, как мне показалось, был более сложный, чем у меня: стружка у него застряла плотно и вытаскивали ее чуть ли не операционным путем.

В палате был еще один пациент, но его диагноз абсолютно не отложился в памяти. Да он почти и не разговаривал.

Посреди ночи на воскресенье, когда уже почти получилось заснуть после лежачего дня, в палате зажегся свет и началась какая-то движуха. Санитары селили еще одного постояльца, технологии их были отточены до совершенства, отчего долго они нас не беспокоили и через какие-то минуты погасили свет и закрыли дверь.

Для соседа снова наступило время любопытства. Начало было таким же, как и днем:

- Новенький?

- Это ко мне? – раздался грустный и удрученный голос молодого человека, может быть, даже моего возраста подростка.

- К тебе. Чего, зовут как?

- Гена, - новый голос стал еще более грустным. Было очень похоже, что его хозяин готов был прослезиться то ли от боли, то ли от жалости своего положения.

- Скажи нам, друг Гена, какая неприятность привезла тебя к нам, - оживился Николай.

- Дрова рубил на острове, - простонал Гена

- Щепка прилетела, - догадался вслух неугомонный сосед.

- Нет. Замахнулся топором неудачно, обухом в глаз саданул, - возразил новый постоялец.

Этого было достаточно. Ночная больничная тишина взорвалась громким зажигательным смехом. Не иначе, у Коли было очень живое воображение, которое помогало ему быстро визуализировать услышанное. А меня, напротив, охватила оторопь: я представил, каково это «засандалить» себе обухом топора в глаз, да так, чтобы не успеть зажмуриться. Аж передернуло. Но после этой истории мой случай показался мне не таким уж и ужасным. Не сказать, что жизнь налаживалась, но определенно стало более спокойно.

Так, вспоминая дровосека-неудачника Гену, мало того, что оставшегося без ужина, да к тому же вынужденного эвакуироваться каким-то образом с какого-то там волжского острова, я побродил некоторое время по палубе «Федина», то разглядывая видимые в открытые двери внутренние интерьеры «Новикова-Прибоя», то изучая противоположный берег Волги. Мысль пробраться на борт соседнего теплохода, чтобы списать его характеристики была на редкость робкой, отчего в этот день я не решился на подобные вылазки. 

Перемежая хождение по палубам лежанием в каюте, в конец умаявшись таким времяпрепровождением, перед самым отправлением я выполз-таки на берег просто побродить по песчаному берегу несколько минут. В путь отправились синхронно с «Новиковым-Прибоем». Ну, точно, шлюзоваться и идти дальше будем вместе.

Собственно, практически сразу после отчаливания, начался город Балаково. Меньше часа потребовалось, чтобы добраться до шлюзов. Городская набережная радует глаз обилием деревьев и ярким зеленым газоном. С борта теплохода Балаково выглядит аккуратным и ухоженным городком.

Главной интригой была балаковская атомная станция. В прошлом году мы минули ее в темноте, а сегодня поглазеть на нее высыпало приличное число пассажиров. Ближе к часу дня «атомка» оказалась на траверзе «Константина Федина».

В этом месте течения непосредственно перед плотиной (если идти вниз по реке) Волга особенно широкая. Теплоход проходит ближе к правому высокому берегу реки, в то время как до левого берега километров не меньше шести-семи. Плюс к этому, территория станции отгорожена скорее всего искусственной насыпью, создающей перед реакторами подобие небольшого озера. По этой причине, фарватер оказывается на значительному удалении от береговой линии. Но даже в этом ракурсе весь комплекс сооружений выглядит массивно и тревожно. Четыре здоровенных кубической формы реактора, сдерживающие в себе невиданных размеров мощь. Осознание сути бурлящих внутри них процессов вырывается наружу невидимой пеленой необъяснимой тревоги, что сковывает и подавляет волю наблюдателей.

Рядом с каждым «ящиком» высоченная труба. Четыре реактора создают ровную линию строений, продолжает которую пятый, пока еще строящийся, блок. По приглушенным подслушанным разговорам будто бы всего их должно будет быть шесть штук, что сделает балаковскую станцию чуть ли не крупнейшей атомной генерацией.

Пассажиры наблюдали за проплываемым сооружением в тишине, внимательно вглядываясь и щурясь на полуденном солнце. Зафиксировав в памяти картинку, мне стало скучно, и я отправился в каюту, тем более что широченный волжский разлив способствовал появлению ветерка, категорически мне противопоказанному.

По судовому радио прошло объявление о начале работы видеосалона, сопровожденное с моей стороны тяжелым жалостливым вздохом. Сестра с торжествующей физиономией отправилась смотреть боевик «Око за око» с безбашенным Чаком Норрисом, оставив меня в еще большей тоске. Черт побери, но теплоход до сегодняшнего дня оставался единственным местом, где я мог смотреть (читай, поглощать) видеофильмы и на этот рейс планы были грандиознее некуда. А тут этот глаз вмешался!

Ну, да и ладно. В конце концов, не видеосалоном одним ценен круиз, есть и другие удовольствия. Мороженое, например, глазу никак не мешало, а наоборот, положительными эмоциями лишь ускоряло заживление. Но это на вечер, а после обеда я отправился в бар в носу шлюпочной палубы глазеть в окна.

Насколько я был тогда еще далек от темы речных перевозок, но даже мне бросилась в глаза разительная разница в количестве судов в акватории. За почти час, что я провел в баре, навстречу прошел лишь один одинокий пассажирский большой четырехпалубный теплоход «Леонид Соболев». Мы же в свою очередь шли в гордом одиночестве (что было за кормой, судить не берусь, возможно лишь случайный попутчик «Новиков-Прибой» следовал на некоторой дистанции за нами), а перед нами и вовсе, на сколько хватало видимости, не было не единого судна. Вот так-так? Но, возможно, это лишь случайное стечение обстоятельств? Надо будет понаблюдать. 

Пора было возвращаться в каюту на процедуры. Курс реабилитации подразумевал пятикратное суточное закапывание по четыре капли из разных ампул еще как минимум несколько дней. После «заливки» требовалось минут пятнадцать-двадцать отлежаться с закрытыми веками: открывать их все равно не имело никакого смысла, потому как ощущения были ровно такие же как открываешь глаза под водой – не видно ни черта!

За прошедший год у нас как-то сложилась традиция перекинуться карточными играми. Не возьмусь утверждать в международном статусе названия той игры, которую мы разыгрывали, но между нами она называлась «кинг»: цикл розыгрышей, по итогам которых набираются очки. Кто оказывался в большем плюсе, тот и победитель. Ставки, естественно, не принимались, но и без них азарт иногда накатывал недюжинный.

Вот и в этот первый вечер, расположившись в музыкальном салоне, разыграли пару партий. Прекрасная возможность провести в игре совместно время, одновременно обозревая окрестности в большие салонные окна.

Завтрашнюю стоянку в Ульяновске я ожидал с особым нетерпением. Хотя в город меня не брали, но все же пообещали заходить в разные магазины, в поисках какой-нибудь новой модели УАЗа для пополнения коллекции.

P.C. Вспомнился еще один забавный случай из больницы. В воскресенье родители привезли мне небольшой приемник, чтобы хоть как-то разнообразить лежание в кровати.

Не зная точно, сколько нас в палате, я включил приемник на небольшую громкость, чтобы не побеспокоить случайно соседей. Волну он ловил только одну, сейчас уже не помню какую, но тогда там шел не то радиоспектакль, не то какая-то аналитическая программа, но музыки не было, а шла сплошная «говорильня». Слушать такую волну быстро надоело, через несколько минут я его выключил.

Течение времени, лежа в кровати с завязанными глазами, определить было невозможно. Поэтому совершенно непонятно, через какое точно количество минут я повторил попытку и снова включил приемник. Музыки опять не было, снова просто говорили люди, и, послушав минуту-полторы, я его выключил. Так повторилось раза три-четыре.

Когда я в очередной раз выключил радиоприемник, новый голос где-то слева от меня раздраженно возмутился:

- Да что творится с этим радио?!? То работает, то не работает! Не могут сделать, пусть тогда молчит.

Я напрягся, поняв, что возмущение по большей части направлено в мой адрес. И тут как нарочно в палату для проведения лечебных процедур зашла медицинская сестра. По всей видимости, я был первым, потому что сразу после того, как она с нами поздоровалась, она произнесла мою фамилию и начала жонглировать пипетками.

- Сестренка, а как нам радио наладить? – ни с того ни с сего ляпнул сосед.

- Какое радио? Нет в палате радио никакого, - отвечала доктор.

- Как нет? – опешил голос. – Есть, только работает через раз и тихо очень.

- Это вам приснилось небось. Вам тут ходить-то нельзя, а радио будет, так вы шастать начнете взад-вперед, - сестра прицепила мне обратно повязки и уже очутилась, вероятно, рядом с соседом. – Так, не разговаривайте и смотрите налево, колоть буду.

Чтобы не провоцировать обстановку и не будить в соседе ложные сомнения радио я больше не включал.

Единственным занятием (читай, развлечением) было на слух определять режим работы стоящего в палате холодильника. Пытаясь на память определить длительность секунды, я принимался считать «про себя» сначала секунды рабочей фазы, затем длительность паузы. Интереса это особенного не вызывало, но зато позволяло отвлечь мозг от мучительных и бессмысленных в данных обстоятельствах рассуждений: «Останется или нет у меня после всей этой истории какой-нибудь шрам»?

С одной стороны, шрам казался мне выигрышным вариантом, повышающим брутальность и суровость физиономии, но с другой стороны, как-то я сомневался, что он поможет мне выстроить желаемые личные отношения. «Как бы он не испортил перспективы, которая и так-то весьма неопределенная», - сомневался внутренний голос.

Думать о чем-то другом не получалось. Выручал холодильник, который включался, и я начинал счет секундам. Веселуха!  

Фотоаппарата не было. Не было и телефона, а уж мыслей, что телефон может быть еще и фотоаппаратом не могло даже возникнуть. Остались лишь мгновения в глубинах памяти, еще проступающие сквозь туман наложившихся поверх них воспоминаний. На встречных курсах и в узких речках теплоходы расходятся достаточно быстро, а уж в волжской акватории, где суда идут на полных скоростях, они буквально пролетают мимо друг друга. Несколько секунд, и встречный уже позади нас, с ускорением удаляясь в речную дымку.

Проводив «колесника» взглядом, я направился внутрь. Курс терапии глаза входил в завершающую фазу, сегодняшний день в программе лечения значился контрольным. Как сказала врач, к пятнице глаз может раздуться (то есть, буквально увеличиться в размерах; очень странные ощущения, скажу я вам), что нормально, могут быть болевые ощущения, что тоже допустимо. И действительно, ближе к обеду нечто подобное начало ощущаться.

Если дискомфорт к субботе пройдет, значит выздоровление прошло по плану и можно будет потихоньку снимать ограничения, если же задержится дольше, то это будет признаком рецидива и придется опять возвращаться в клинику. Про этот вариант никто старался не думать, я в первую очередь.

Поэтому, начав ощущать, что веко с трудом «натягивается» на глазное яблоко, я понял, что процесс пошел. К такому эффекту я был готов, обогатившись определенным опытом. Зато тот первый раз я запомнил на всю жизнь.  

В прошлый понедельник в самом разгаре лечения проходила какая-то плановая процедура с палатами, отчего всех пациентов аккуратно вывели в коридор и рассадили по стульям. Предполагаю, что многие, если не все, были, как и я с повязками на глазах. Сижу, жду продолжения действия, весь превратившись в слух: откуда-то слева кто-то приближается по коридору, везя за собой, вероятно, тележку и выкрикивая фамилии. После каждого окрика разные голоса откликаются, тележка замирает на какое-то время, после чего процесс повторяется.

Я предположил, что идет сестра и раздает лекарства или закапывает капли. Вполне ожидаемо было услышать и свою фамилию, отчего я был весь во внимании. Логика меня не обманула и действительно еще через минуту-другую где-то совсем недалеко от меня женский голос громко назвал мои фамилию.

- Я! – уверенно прозвучал мой ответ.

Зашелестела бумага, раздался стук ампулы по столику. Кто-то копошился прямо рядом со мной. Инстинктивно я запрокинул голову, задрав подбородок, готовясь к каплям. Еще через секунду с левого глаза поднялась повязка и голос требовательно попросил смотреть на нос. Я честно послушался, не ожидая никакого подвоха.

Сразу за этим события начали развиваться стремительно, но совсем не так, как я ожидал. Что-то воткнулось мне прямо в глазное яблоко в то время, как врач крепкими пальцами разжимала мне веки, чтобы я не вздумал моргнуть. Укол!

Подозрение подтверждалось, потому что практически мгновенно я физически начал ощущать, как глаз наполняется лекарством: он начал реально раздуваться, увеличиваясь в размерах. Осознать ужас и страх я не успел, потому что сестра освободила веки и накинула на глаз повязку:

- Готово. Пять минут сидим! - произнес уже более ласковый голос и выкрикнул следующую фамилию.

Да куда бы я ушел сейчас, я и час мог так просидеть, замерев в оцепенении от ужаса. Укол в глаз?!? Как хорошо, что я был с повязками на глазах, иначе, подозреваю, увидев в руках шприц вместо пипетки, так легко я бы не дался.

Тем не менее, боли от укола не было. Зато были иные совсем непривычные ощущения. У меня не получалось моргнуть: яблоко так раздулось, что веко буквально натягивалось, не в силах «переехать» через зрачок. Право, хоть руками его натягивай.

Благо, длилось это не долго. Уже когда меня обратно заводили в палату, зрачок веку уже не мешал.

Такие же проблемы с морганием начали настигать меня и после обеда в пятницу третьего августа на подходах к Ульяновску. Я решил, что лучше в такой ситуации быть в каюте.

Мама предложила остаться, но я решил, что и сам справлюсь. На худой конец, прикинусь одноглазым пиратом и нацеплю импровизированную перевязку на глаз, если совсем невмоготу будет.

- Лучше не забудьте про УАЗик, - напутствовал я своих перед выходом в город. Куда же деваться, надо было просто пережить этот день, надеясь, что все нормализуется не позднее, чем к утру субботы.

Уложив тело на полку, мозг погрузился в воспоминания. Сначала попытался вспомнить Ульяновский берег. Получилось хорошо: яркими картинками всплыли вид на Волгу и Императорский мост со смотровой площадки у Дома-музея В.И. Ленина. Да здание гостиницы «Венец». 

У каждого города имеется объект, чаще всего памятник или здание, который стихийно становится его визитной карточкой. В Саратове, это, бесспорно, здание консерватории. А в Ульяновске – здание гостиницы «Венец».

Отельный корпус чисто внешне не представляет из себя никакой художественной архитектуры, типичное здание гостиницы, но в сочетании с огромным, размерами в несколько этажей названием, что полукругом располагалось на крыше строения, оно становится уникальным и единственным в своем роде.

Если принять во внимание удачное местоположение на самом верху горы, отчего его становится видно буквально отовсюду, то абсолютно неудивительно почему оно стало одним из символов города. Ульяновский берег становится виден с борта поднимающегося по Волге теплохода часа за полтора до прибытия, а то, что это именно Ульяновск, становится понятно сразу, как только среди деревьев на верхушке горы можно различить силуэт гостиницы.

На столе каюты лежал бинокль, сегодня утром взяли его в пункте проката. Вот надо было его тут оставить, провоцировать на нарушение режима. А соблазн был велик выбраться на палубу с биноклем. Пришлось сжать волю в кулак и отмести идею с биноклем.

Мозг быстро исчерпал тему вспоминания Ульяновска, стремясь скорее перейти к своему излюбленному в последние месяцы процессу – изматыванию себя романтическими переживаниями. Я полагал, что летом будет полегче, но, как оказалось, невозможность видеться с Той, что свела меня с ума, привела совсем к иному результату. Случай с глазом несколько отвлек от навязчивых мечтаний, но теперь по мере выздоровления они возвращались с новой силой.

Ситуацию спасла горничная, которая пришла убирать каюты. А я и рад был умыкнуть, чтобы занять себя чем-нибудь интересным.

На палубе, что выходила к реке, дул ветер и находиться там было не вариант. Глаз вроде как замер, задумавшись о своих перспективах и перестал «расти», но начинал неприятно «ныть» где-то в глубине черепа. Приземлившись в кресле по левому борту, ничего больше не оставалось, как глазеть на высокий ульяновский берег.

Были надежды, что к нам причалит какой-нибудь теплоход, например вчерашний сосед по причалу «Новиков-прибой», но он безвозвратно отстал. Скорее всего сделал остановку в Куйбышеве, который мы прошли мимо не останавливаясь.

Оставшийся день прошел также бесцельно. К шести вечера туристы стали стекаться на теплоход, пришла и наша группа, первым делом справившись о моем здоровье. Новых моделей купить не случилось по причине их отсутствия.

Я терпеливо решил вытерпеть этот день до конца, чтобы уж точно соблюсти курс лечения и до ночи остался в каюте. Лишь перед отбоем снова выполз на палубу подышать. Выбрал самое проверенное место, где практически всегда безветренно, на корме средней палубы и плюхнулся в кресло.

Ночь накрывала Волгу. Берегов уже не было видно и лишь по группам огней, прыгающими по темноте яркими пятнами, можно было определить, где заканчивается река. Где-то там люди, занятые своими делами, прожили очередной день и готовятся лечь спать. Интересно, о чем думают тамошние обитатели, видящие проплывающий мимо них в ночи теплоход?

Я представил себя сидящим на завалинке у старенького домика под маленьким окошком со ставнями, обязательно украшенными резьбой. Передо мной в нескольких метрах начинается крутой склон к реке, где-то внизу подсвечиваемая лишь лунной дорожкой водная гладь. Река не гладкая, взволнованная мелкой рябью. Ничто не заслоняет обзор. Я с ленцой смотрю на ночную Волгу, почему-то пожевывая яблоневую веточку, и вдруг мимо меня проплывает пассажирский корабль. Борта освещены ходовыми огнями словно новогодняя елка. И еще с него доносится смех и музыка.

Аж вздрогнул, настолько воображаемая картинка получилась яркой и отчетливой. Такой образ в целом мог бы быть описан только одним словом - мечта. Не знаю, мог бы кто-то не хотеть в такой момент оказаться на его борту и уплыть в неведомую даль.

- Ладно, люди, спокойной вам ночи, - почти вслух произнес я, встав с кресла и собираясь отправиться в каюту. 

После этих слов они снова начали рассматривать берега в задумчивой тишине. Тогда я никак не мог оценить всей глубины этого диалога. Для меня, как и для гида югославской группы, такая ситуация выглядела вполне естественной и нормальной. Мало того, в памяти были свежи и наши подобные выходные, когда мы на нескольких машинах большой гурьбой родственников выезжали с ночевкой в палатках на левый берег Волги недалеко от Саратова. Будучи детьми, мы купались и дурачились, а взрослые рыбачили и тут же готовили уху и другие лакомства из только что пойманного улова. Они не понимали, как можно просто взять и приехать, и заночевать, а я не понимал самой сути их удивления.

Но вернусь к Казани. За прошедшие дни болтаться без дела на борту «Федина» мне уже начало надоедать, отчего я даже с радостью отправился вместе со всеми на экскурсию. Даже несмотря на то, что экскурсионный маршрут полностью повторил прошлогодний, гида я слушал намного с бо́льшим вниманием.

Главный туристический центр Казани в то время – Казанский кремль. Расположен он не так уж и далеко от речного вокзала, экскурсионные автобусы довезли нас за несколько минут. Я уже привык к ситуации, когда при заявленном автобусно-пешеходном статусе экскурсии, нас на автобусах не более получаса везут в начальную точку маршрута, а оттуда следующие полтора-два часа мы пешком так или иначе продвигаемся в обратную сторону, после чего еще остается некоторое свободное время на самостоятельную прогулку по городу.

Учитывая размах сегодняшней стоянки, свободного времени у нас будет предостаточно. Помимо планов, которые были на это время у родителей, я имел и свои – рассчитывал найти новую масштабную модель КАМАЗа и убедить их ее приобрести.

Чисто внешне Казанский кремль мне нравился больше, чем Нижегородский. Частично, за счет более выигрышного расположения, он больше был похож на неприступную крепость (в тот год я еще не был знаком с Коломенским кремлем, вот уже где точно крепость, так крепость). Частично, из-за белокаменных стен, эффектно контрастирующих с зеленью склона, засеянного газоном, на фоне лазурного бесконечного безоблачного неба.

Легенду о башне Сююмбике я снова пропустил мимо ушей, весь в предвкушении момента, когда мы поднимемся на крепостную стену. Эта часть экскурсии по кремлю нравилась мне больше других, воображение подростка тут разыгрывалось вовсю, представляя себя древним воином-защитником, рассматривающим в узкие бойницы бескрайние просторы, таящие тревогу и опасность.

Предполагаю, что мы угодили на полностью аналогичную прошлогодней обзорную экскурсию по городу. Маршрут наш пролегал по улице Профсоюзной до Казанского университета, по пути сворачивая к основным историческим достопримечательностям: Никольскому собору и Собору Петра и Павла. В итоге, гид довел нас до театра (сейчас это Татарский государственный Академический театр имени Камала на берегу озера Нижний Кабан), где, о чудо, нас снова ждали автобусы. Неожиданный сюрприз. 

Ресторан «Федина» уже накрыл столы, этим, вероятно, и объяснялся переход пешеходной экскурсии опять в автобусную. Как говорится, экскурсия экскурсией, а обед по расписанию.

Похоже, с масштабными КАМАЗами получился «пролет». После обеда появилось почти непреодолимое желания полежать в каютах или посидеть на палубе, но никак не ехать снова в город. Принятие решения отложили на часок-другой. Папа лишь вышел на берег и притащил нам с сестрой несколько бутылочек «пепси-колы». Мы сразу же расположились с ними на теневом борту в креслах вокруг небольшого столика, откуда открывался вид на пристань, вокзал и далекий город, чуть дрожащий в августовской послеобеденной дымке.

Каждый следующий глоток погружал нас в состояние все более глубокой нирваны. На четвертый день пути мозг быстро вспомнил прошлогодний опыт и уже перестроился на безмятежное и благодушное пребывание в новом «доме», где можно забыть о домашней суете и полностью отдаться насыщению впечатлениями.

Совсем недавно вторым бортом к «Федину» пришвартовался давний знакомый «Новиков-Прибой» и занялся высадкой пассажиров. Стало быть, в этом году он работает из Казани. Я решил во что бы то ни стало попасть на его борт, чтобы определить его параметры по своей классификации и записать в реестр. Чуть позже мне удалось это сделать. При всей кажущейся похожести «Новикова-Прибоя» и «Константина Федина» они оказались судами разных проектов, и чем они отличаются, мне еще предстояло выяснить.

До вечера на теплоходе мы не усидели. Целью послеобеденной вылазки стал какой-то музей. Каюсь, уже нет возможности вспомнить, какой именно.

Кто бывал в столице Татарстана, тот знает, что выбраться в город с речного вокзала не представляет никакой сложности: на привокзальной площади к услугам гостей большой выбор общественного транспорта. Из всего большого выбора вариантов нам достался абсолютно битком набитый трамвай. Как-то резко и неожиданно он выдернул нас из атмосферы речного путешествия и вернул в бытовые реалии большого города. Организм, привыкший к вальяжному комфорту теплоходной жизни, безмолвно протестовал против такой трансформации в прочтении термина «экскурсия», с нетерпением ожидая нужной остановки.

Как выяснилось, целью маршрута было большое современное здание из красного гранита. Просторные высоченные залы со множеством стендов, карт, различных документов и указателей быстро навеяли на меня скуку, не идя ни в какое сравнение, скажем, с Артиллерийским музеем в Питере. Вначале некоторым развлечением выступали автоматические гиды, которые рассказывали на нескольких языках о том или ином стенде, к которому они были прикреплены: было забавно вслушиваться в иностранную речь, делая умный вид, будто понимаешь, о чем разговор.

В конце концов, дотошное двухчасовое изучение экспозиции не предоставило родителям интересующей информации, и в некотором разочаровании мы выдвинулись обратно к речному вокзалу. Полный трамвай, оказывается, напряг не только меня и было принято решение двигаться сколько получится пешком. Собственно, против такого варианта я был совсем не против, все еще лелея надежду найти новую модельку для пополнения коллекции.

Проспект с громким Татарстан не спеша вел нас к теплоходу. Не смотря на большое число разных магазинов, нужного на пути так и не оказалось, попытка обогатиться новым КАМАЗом провалилась. 

Несмотря на уже вечерний час, «Федину» скучать в одиночестве у причала было в этот день не суждено. Перед ним, пришедшие еще раньше нас, с самого утра стояли двухпалубные братья-близнецы «Вишера» и «Николай Зеров», а позади пришвартовался четырехпалубный красавец «Валериан Куйбышев». Этот борт явно отличался от нашего более длинным, а от этого более солидным носом, и вообще он был просто больше. Главным отличием служили две небольшие дымовые трубы, против одной большой у «Федина». Такой тип теплоходов я уже встречал раньше и классифицировал «первым» классом в своем реестре.

Удивительно, но и «Федин» и «Куйбышев» грузились … капустой. Ошеломляющее чувство дежавю просто пригвоздило меня на месте: точно такая же картина была здесь и в прошлом году. Можно было подумать, что Казань настоящая капустная столица Поволжья.

Впереди нас ждал ужин, во время которого «Валериан» отправился в путь. Мы же честно дождались двадцати вечера и только тогда забрали швартовы. Сегодня я решил пойти наконец-то в видеосалон и до вечернего девятичасового фильма проболтался на палубе. Казань очень быстро осталась далеко по правому борту: «Федин» ловким маневром обогнул искусственную косу, отделяющую портовую зону от высокой волны Волги и на всех парах устремился к фарватеру практически под прямым углом прочь от берега. На экскурсии я услышал, а теперь мог убедиться и на самом деле, что старая Казань находится достаточно далеко от течения Волги, раскинувшись больше на берегах реки Казанки.

По мере того, как башня несчастной Сююмбике оставалась позади, исчезая в вечерней дымке, приближался час кино. Сегодня меня ждал фильм «Нечто», по слухам фантастический боевик. Сестра вызвалась пойти со мной, однако ее хватило лишь до первой сцены появления инопланетного чудища. Признаюсь, я и сам испытывал смешанное чувство ужаса и шока, но сбежать вместе с младшей сестрой было как-то несолидно. Силой воли пересилил минутную слабость и досмотрел-таки ленту до конца.

Выползя из видеосалона ближе к отбою, я предположил, что сон ко мне сегодня уже не придет. Однако, ранний подъем, дневной пеший марш-бросок по улицам Казани и вечерний променад в прохладной свежести ночного волжского воздуха по палубе сделали свое дело: впечатления от пришельца с враждебной планеты притупились, погрузив мозг в долгожданный сон.

Этой ночью мне снились бескрайние колхозные поля с капустой, на которые нас привезли школьным классом (как же без этого то) собирать огромные белые кочаны, большой аквариум с хищными рыбками и космонавты-великаны. Последние вполне естественно появлялись то в поле, то в аквариуме и каждый раз я с тревогой всматривался в их большие затонированные шлемы скафандров: не скрывается ли внутри них не столько страшное, сколько гадкое «нечто».

Скорей бы утро, что ли. 

Нелепая осечка подтянула за собой «тройку» в третьей четверти, отчего даже «четверка» в четвертой не выправила общую картину. Только «пятерка» на экзамене могла спасти ситуацию, но тут я реально смотрел на вещи, понимая, что этот уровень для меня пока не достижим.

По итогам года планируемые две «тройки» остались, однако химия и английский были более предпочтительным сочетанием, нежели алгебра и английский. Тем не менее, на вручении аттестатов классный руководитель меня похвалила, отметив явный прогресс. Еще бы, ведь помимо двух троек, в итоговом документе были и две пятерки: по музыке и по изобразительному искусству. Без комментариев.

Пред заключительными двумя годами школьного обучения класс наш заметно поредел. Пятерым одноклассникам было предложено покинуть ряды школы по результатам успеваемости. Да уж, тогда все было строго и, зачастую, даже справедливо. Оставшихся будущих десятиклассников отпустили на три недели немного отдохнуть, чтобы в конце июня снова всем собраться и «дружно» и централизовано выехать в колхоз на уборку разного вида урожая и для участия в других сельскохозяйственных работах. Пишу эти строки, а сам думаю, что про «колхоз» надо будет поподробнее написать, дополнительно разъяснив, что это за тимбилдинг такой был во времена нашего детства.

Но вернемся к месяцу августу. Снова не по расписанию, а намного раньше, «Константин Федин» пристроился у причала Козьмодемьянска. Мне, жителю Саратова, с трудом удавалось разглядеть в этом населенном пункте город, все очень походило максимум на большое село. Вдоль всего берега, сплошь укрытого бетоном, тянется одна главная улица, от которой прочь от реки поднимаются тоненькие непритязательного вида улочки.

Бетон вдоль реки стелили для укрепления берега под будущий планируемый подъем уровня Волги в акватории Чебоксарской ГЭС. Планы поменялись, а бетонный берег остался. И теперь своей каменной неестественной гладью нагоняет тоску на пребывающих по реке туристов.

А место здесь выигрышное. Козьмодемьянск расположен как бы на большом мысу, острым рогом, буквально, переламывающим Волгу в этом своем течении. Такой рог как бы сдерживает силу реки, не давая ей расшириться, но зато после него Волга, будто вырвавшись на свободу, широко разливается Чебоксарским водохранилищем. Географически здесь получилось достаточно узкое место, отчего была организована паромная переправа, соединяющая Козьмодемьянск со столицей Марийского края Йошкар-Олой. Полагаю, в будущем здесь построят большой автомобильный мост, место для него визуально очень подходящее.

По воскресеньям в Козьмодемьянске базарный день, отчего все здешнее население, в том числе и экскурсоводы, коими зачастую выступают сотрудники местных музеев, занято в этом шумном и важном мероприятии, а стало быть, не до экскурсий. Все четыре с лишком часа стоянки были отданы пассажирам нашего теплохода на свободное время.

Ну куда еще могли ломануться «дикие» горожане, кроме как не на местный базар. Причем многие наши попутчики считали это более удачным времяпрепровождением, чем побывать на экскурсии. Естественно, мы тоже отправились посмотреть на это действо, может быть даже потратить деньги.

Долго искать базар не пришлось. Если в Европе все дороги ведут в Рим, то здесь все улицы сходились к базару. Пассажиры «Федина» устроили знатный переполох, резко взвинтив, полагаю, цены на все, что могло хоть как-то понадобиться пришлым покупателям. Быстро сориентировавшись в торговых рядах, мы набрали в дорогу всяких ягод. Я запомнил лишь виноград с огромными и сочными плодами. Вот уж вкуснятина попалась, ум отъешь. 

Погода тем временем располагала к купанию. Предполагая, что на базаре нам особенно ничего не нужно, сразу при выходе с теплохода мы взяли все необходимое для пляжного отдыха. Пляж мы заприметили еще с борта и теперь направились прямо к нему.

Времени было вагон, солнышко и виноград настраивали настроение на нужный лад расслабленного удовольствия. На берег мы выбрались достаточно быстро и были первыми с нашего теплохода. Мы уже успели залезть в воду по разу, как место стало заполняться и другими пассажирами «Федина». Собственно, в таких обстоятельствах и податься-то здесь больше было некуда, кроме как на сюда, и вскоре весь этот уютый полуостров стал наполнен людьми.

Волей расписания получилась еще одна полноценная зеленая остановка. Теплая вода, солнечный день, удобный берег и, что более важное, песчаное дно – что еще нужно, чтобы отлично провести летнее утро на берегу реки. Вчера перед отправлением из Казани абсолютно спонтанно купили еще одну фирменную кепку «Речфлот», и сейчас она пришлась очень даже кстати.

Вдоволь накупавшись и наевшись винограда, ближе к отправлению вместе с другими туристами мы потянулись к теплоходу. Со стороны, вероятно, зрелище было нетипичным для этих мест: вытянувшись друг за другом около сотни человек, полуодетых (или полураздетых, как посмотреть) утомленным, но при этом весьма ритмичным темпом вышагивали вдоль берега. Набрось на нас лямки, запросто сошли бы за бурлаков, тянущих за собой невидимое судно. Не иначе, доставили мы местным несколько веселых минут.

Что любопытно, за все время, проведенное на пляже, по Волге не прошел ни один пассажирский теплоход. Непривычно, однако.

Собрав снова всех своих уставших и довольных пассажиров в бортовом ресторане, «Константин Федин» отправился дальше. Обогнув рог Козьмодемьянска, теплоход проскочил широченное устье Ветлуги и отправился дальше вверх по течению Волги.

Левый берег Волги, начиная от Чебоксар, тянется все больше заболоченным, испещренным тысячами проток и лиманов. Именно самого берега Волги иногда и не видно, основное русло отделяют от него бесчисленные острова всевозможных размеров и форм. Да уж, видимо очень большие площади здесь были затоплены разлившимся водохранилищем, хотя, вспоминая берега в нашей области в районе Маркса или Энгельса, тоже самое можно было бы сказать и про наш регион.

Время до ужина пролетело незаметно. Он нынче будет ранним, сразу после него запланирована вторая на сегодня вечерняя остановка. Ждет нас Макарьевский монастырь. Странно, но я абсолютно не помню его по прошлогоднему туру. Скорее всего, и в одну, и в другую сторону мы проходили эти места ночью. 

Как неожиданно песня началась, также резко она и оборвалась. Матросы быстро и ловко справились со швартовкой, спустили на берег трап и закрепили его канатами для требуемой надежности и прочности. Так, в 19 часов вечера воскресенья 5 августа 1990 года началась наша стоянка в удивительном и поразительном месте волжского берега: Макарьевском желтоводском монастыре, что могучей крепостью расположился подле одноименного поселка Горьковской области.

Вечернюю тишину нарушали трели невидимых лесных пернатых, перебиваемые редким и резким плачем здешних чаек. Пассажиры, еще не отошедшие от произведенного швартовкой эффекта, робко сходили на берег. Несмотря на поздний час, экскурсию нам обещали организовать. В качестве гидов импровизированно выступали студенты-практиканты Горьковского университета. Выяснилось, что гидами они работали на чистом энтузиазме, но это никак не сказывалось на их искренней увлеченности этими местами, напротив, рассказ о судьбе монастыря состоялся весьма эмоциональный и содержательный.

Собственно, последнее десятилетие тут все держится на энтузиазме неравнодушных местных жителей. По каким-то веским причинам Церковь не спешит взять на себя кураторство над монастырем, по сегодняшний день он находится на попечении государства. Поднявшиеся воды Чебоксарского водохранилища постепенно подмывают фундамент монастырских стен, кое-где начали появляться трещины. Хотя береговая кромка и залита бетонной броней, вероятно одного этого мало для длительного сохранения строения.

Туристов с теплохода распределили на группы, которые постепенно стали отправляться во внутреннюю территорию монастыря. Наша группа проникла внутрь подворья одной из первых. Здесь картинка была более оптимистичной: многие постройки были так или иначе отреставрированы (спасибо Фонду по спасению Макарьевского монастыря), единственным, пока не тронутым реставраторами, оставался центральный Троицкий собор монастыря. Главным и самым дорогостоящим мероприятием планировалось восстановление росписи собора, на что сейчас главным образом и собирались средства.

Вместе с экскурсоводом мы обошли практически все здания на территории монастыря, за годы советской власти их тут не так уж много и осталось. Изначальное название обители Макарьевский монастырь на желтых водах. Озера с водой, имеющей желтые оттенки, действительно когда-то существовали, но при строительстве Чебоксарской ГЭС были поглощены водохранилищем. Когда слушаешь подобные истории, главным образом на экскурсиях, начинаешь осознавать, что при неоспоримых огромных плюсах строительства гидроэлектростанций для энергетики страны, масштабы минусов, особенно для экологии и географии регионов, таже были колоссальными.

Расцвет монастыря пришелся на времена нижегородских ярмарок. Судя по рассказанным историям, торговля здесь шла бойкая, купцы съезжались со всей империи. Кто по Волге, кто по сухопутным трактам, участники ярмарки приезжали порой на несколько дней, а то и недель.

Поспевая за гидом, мы добрались до территории бывшего монастырского кладбища. Большая часть его была, традиционно, отведена для служителей обители разных рангов, но значился и специально выделенный участок для нецерковного люда, так или иначе оказавшего монастырю значимую услугу или сделавшего значительное пожертвование обители.

В этой части подворья мы на некоторое время остановились. До наших дней со всего кладбища сохранилось лишь четыре больших плиты, на одной из них сохранилась эпитафия, емко и кратко вместившая в себя весь смысл человеческого бытия. Я процитировал ее в самом начале главы. Удивительно, но она запомнилась наизусть после двух-трех раз повторения. Записывал я ее по памяти уже на борту теплохода спустя несколько часов после экскурсии.

По легенде, под этой плитой был похоронен знатный иркутский купец, однажды в прежние времена знатно наторговавший на ярмарке, но заболевший на обратной дороге и вынужденный остановиться в монастыре. Монахи не сумели выходить бедолагу. Каково было завещание, история умалчивает, но в итоге настоятель посчитал возможным похоронить купца на монастырском кладбище.

Группы туристов шли по небольшой территории монастыря конвейером, так что маршрут был рассчитан буквально по минутам. Выходили мы другим путем через большие дубовые ворота, над которыми возвышалась необычно большая надвратная церковь. Она была отреставрированной и ее золоченые маковки были особенно эффектны на фоне догорающего на небе заката. Неспроста именно она стала настоящим символом монастыря, его визитной карточкой.

Проходя под ней, по телу пробежал трепет от осознания, что этой же самой дорогой несколькими веками ранее проходила Екатерина II, приезжавшая с визитом в тогда еще молодой и развивающийся монастырь. По тому случаю настоятель велел побелить стены, а от самой пристани расстелить ковровую дорожку до Троицкого собора. Встречали императрицу огромным караваем, специально ко случаю испеченным монастырскими пекарями. 

Недалеко от монастырских стен в вечерних сумерках теснились домики поселка Макарьево. Хотя, какой там поселок, по словам экскурсовода местных жителей тут осталось не более ста пятидесяти человек. Вечер переходил в завершающую фазу, готовясь вот-вот погрузиться в ночь, и была пора возвращаться на борт «Федина».

Оказалось, что наш теплоход не одинок в этот поздний час на макарьевском причале, вторым бортом к нему стоял двухпалубный «Герой А. Сутырин». Этот тип теплоходов я уже умею отличать от других двухпалубных, только вчера в Казани швартовались такие же «малыши» «Вишера» и «Зеров». Вероятно, по этой причине на причале было многолюдно, пассажиры обоих судов торопились вовремя попасть на борт.

Отчаливали в тишине и практически уже в ночи. Небо только над самым горизонтом оставалось в желтых оттенках. Потом оно быстро стало трансформироваться сначала в голубой, а затем в темно-синий. Монастырь расплывающимся белым пятном постепенно скрывался из вида. Через какие-то минуты, чернота затянула все вокруг. Наступила ночь.

Признаюсь, необычная получилась остановка. Монастырь произвел на меня пока необъяснимое, но сильное впечатление. Возможно, в таких местах, находящихся далеко от достижений цивилизации, более остро чувствуется какая-то неуловимая связь времен. Или же сам образ могучей крепости на берегу реки действует как-то подавляюще, здесь не хочется говорить громко, а внутри крепостных стен хочется оглянуться от непроходящего ощущения, будто кто-то наблюдает за тобой.

На причале работал сувенирный киоск, где перед отправлением мы купили большой настенный календарь с видом Макарьевского монастыря с высоты птичьего полета и небольшой вымпел с изображением его надвратной церкви. Вероятно, не я один был под впечатлением от сегодняшней вечерней остановки, пришлось постоять в очереди.

Забегая немного вперед, скажу, что тот календарь провисел у нас в квартире на кухне до 1995 года. Уже превращенный в постер, он ежедневно напоминал об этом удивительном месте. Думаю, он и дальше бы там пробыл, если бы не досадный пожар в августе девяносто пятого, изрядно попортивший нам квартиру и доставивший немало хлопот.

Но это уже сюжет из другого года. 

На сегодня больше остановок не предполагается, получается, собственно, полноценный день на воде. Чтобы пассажиры не скучали, круизная команда усиленно готовит на такие дни всякие активности. А уж посещать такие мероприятия или нет – выбор за туристом.

Я не на какие подобные «развлечения» не ходил. Только два места на борту теплохода могли соблазнить меня потратить на них время – видеосалон и библиотека. Достойное сочетание для четырнадцатилетнего подростка. Однако, в этом рейсе с обоими возникли сложности. В библиотеку первую половину круиза мне путь заказан из-за глаза, а расписание показа фильмов было резко сокращено по сравнению с прошлым годом.

Погода до обеда способствовала длительному нахождению на борту теплохода. Не желая оставаться в каютах, мы оккупировали один из бортовых столиков в широкой части палубы и затеяли большую партию в преферанс, попутно осматривая проплываемые пейзажи. Даже взяли какие-то напитки в баре, чтобы максимально погрузиться в атмосферу безмятежности и расслабленности, на которую настраивает времяпровождение на палубе.

Чем дальше от Горького, тем реже попадаются скоростные суда на подводных крыльях. В первый час после отплытия они непрерывно шныряли во всех направлениях, но постепенно их количество снизилось.

В районе Балахны разминулись с караваном сразу из четырех пассажирских теплоходов: «Н.А. Некрасов», «Николай Щорс», «Владимир Маяковский» и «Зосима Шашков» на всех парах промчались мимо, как водится, обмениваясь с нашим бортом радостными приветствиями пассажиров.

После обеда проигравшая сторона решила взять реванш, но продолжать находиться на палубе стало сложнее. «Константин Федин» выбрался в Горьковское водохранилище, и, хотя ниже по течению бывали разливы и пошире, именно здесь и сейчас ветер порой стал налетать такими резкими и мощными порывами, будто с бескрайних океанских просторов, буквально сдувая с палубы.

По этой причине пассажиры преимущественно стали собираться в салонах, что способствовало созданию ажиотажа участников в организованных мастер-классах и конкурсах. Для нас же это стало, напротив, помехой разыграть очередную партию. Но на этот случай всегда есть выход: бар теплохода готов приютить путешественников, не желающих ни сидеть в каюте, ни сопротивляться ветру на палубе. Одним из таких пассажиров среди многих оказался и я, уютно устроившийся в кресле у окошка с порцией мороженого.

Музыка и вкусный десерт настраивали на жизнеутверждающий лад. За окном начал было робко накрапывать дождик, бросая редкие капли на стекло. Вот в такие моменты уют бара мгновенно кратно увеличивается: как же классно сидеть внутри в теплом полумраке приглушенного света, когда на улице случается ненастье. Невольно захотелось закутаться в плед и забраться с ногами в кресло.

Большое обзорное окно постепенно заволакивалось водяной пленкой, превращая бар в небольшой четко осязаемый обособленный мирок посреди размывающейся дождем действительности. А впереди уже совсем скоро ужин, после которого мы с сестрой уже записались на фильм «В поисках утерянного ковчега». Вечер постепенно обретал смысл.

Даже сейчас самые смелые пассажиры продолжали накручивать круги по палубе. Что заставляло людей бродить по улице, я понять не мог. Тогда.

Теперь, тридцать лет спустя, оказывается, сам стал таким. Какой-то ребяческий азарт разбирает пройтись по палубе под дождем, накинув капюшон и прячась под неширокие навесы, тянущиеся вдоль корпуса, быстро пробегая открытые зоны, стараясь при этом не поскользнуться. И, что еще удивительнее, я не один такой неадекватный, нас много. Какой-то логикой объяснить подобное безрассудство я не возьмусь.

В тот вечер на борту «Константина Федина» объяснение этому феномену я нашел очень быстро:

- Чудики какие-то!

"Приключения Индианы Джонса" заняли весь оставшийся после ужина вечер. Ближе к отбою дождик закончился и перед сном я тоже решился выбраться на палубу и сделать круг по периметру. 

Теплоход, словно неумолимый великан, продолжал идти своим курсом. Одному только вахтенному матросу был ведом фарватер, по которому он вел судно, другим же непосвященным пассажирам было абсолютной загадкой, как можно вообще ориентироваться в этих редко разбросанных в ночи разноцветных огнях.

Волжский воздух изрядно бодрил свежестью, какая всегда бывает летом после дождя. Позади нас на некотором отдалении, светясь бортовыми огнями, шел большой пассажирский теплоход. Не иначе «Ленин». Несмотря на ночь, воздух казался прозрачным. Дождик прибил всю пыль и, если бы сейчас был день, видимость была бы отменной.

Я решил немного задержаться на корме. Здесь оказалось тихо и безветренно и можно было с комфортом расположиться в одном из аккуратно расставленных кресел, широкий навес позволял даже в сильный косой дождь оставаться им сухими. Я так и сделал. Мало того, что дождь не доставал до кресел, здесь часто оказывалось еще и удивительно тепло. Вероятно, каким-то неведомыми завихрениями сюда попадает воздух, подогретый двигателями теплохода. Идеальное время и место для мечтаний, пройти мимо такому прожженному романтику, как я было просто невозможно.

Однозначно, руководило моими действиями в тот момент исключительно подсознание. Оно давно уже (со вчерашнего дня) не изводило себя комбинированием формулирования признания в любви, отвлекаясь то на карточную игру, то на мороженое, то на фильм и вот теперь решило оторваться по полной. Сознание пыталось сопротивляться, но вяло. В итоге, я забрался в кресло с ногами, обхватил руками колени, в которые сверху уперся подбородком и сфокусировался невидящим взглядом на огнях сзади идущего судна.

Мозг тут же визуализировал перед глазами дурманящий разум образ, подсвечиваемый носовым прожектором «Ленина», словно лампой кинопроектора. Возникшая картинка была встречена тяжёлым вздохом и печалью в глазах. Образ же, напротив, ответил встречной самой милой улыбкой, после чего окружающий меня мир перестал существовать.

Воспаленный мозг включился на полную, моделируя возможный диалог. Складывалось ощущение, что важен был не конечный вариант беседы, а сам процесс разговора. Я что-то говорил, N отвечала, и эта безмолвная беседа, в какой-то момент зацикливаясь, начиналась заново. Через какое-то время тембр ее голоса начал и вовсе оказывать некий гипнотический эффект, отчего логика и смысл слов пропали, а я просто любовался мысленным образом.

Рано или поздно разум пришел к какому-то устраивающему его варианту признания (хотя я был на сто процентов уверен, что это ненадолго, в лучшем случае до завтрашнего вечера) и разрешил сознанию вернуться в голову. Глаза снова начали видеть сперва разноцветные точки огней бакенов, затем ходовые огни догоняющего нас теплохода. Еще через минуту осозналась вся картина целиком. Я поймал себя на ощущении нервно потряхивающего тело озноба. И причиной его едва ли была прохлада летней речной ночи.

Раздражаясь от того, что снова уперся в эти внутренние противоречия, я пришел к мысли, что пора идти ложиться спать. Судя по всему, отбой уже давно объявили, значит время уже подкатывало к полуночи. Еще раз бросив взгляд на «Ленина», который как будто немного отстал, в растрепанных чувствах я отправился в каюту.

Естественно, предварительно пожелав N спокойной ночи. Почему-то будучи абсолютно уверенным, что это пожелание к ней обязательно долетит. 

За два отведенных часа мы успели обойти все, что предлагалось туристам на территории монастыря. Даже расположившуюся здесь выставку всяких жуков и пауков с бабочками. Было желание сфотографироваться где-нибудь на память, но, возможно из-за раннего времени, не нашли ни одного фотографа.

Обратно нас опять вез тот же катерок. Хоть и тревожно было заходить на его борт, но другого транспорта нам не предоставили. Высокий жилистый матрос неопределенного возраста помогал туристам переступать по трапу, и каждого нового пассажира кораблик встречал легким покачиванием.

Так или иначе к одиннадцати утра старожил местной флотилии без происшествий доставил нас обратно к главной пристани туда же, откуда несколькими часами ранее и забирал. До отправления «Федина» был еще час и мы, теперь уже все вместе, снова отправились в Ряды. Какими фруктами-овощами мы там поживились, история умалчивает, нам же с сестрой было куплено мороженое для компенсации недовольства от вынужденного пешего мотания.

На сколько бы раньше мы не пришли в очередной порт, отправляемся всегда строго по расписанию. Вот и сегодня ровно в полдень «Константин Федин», плавно и величественно отчалив от костромского причала, продолжил рейс.

Не знаю, согласились бы со мной другие пассажиры, но буду утверждать, что не похожа набережная Костромы на набережную областного центра. И возраст у города почтенный, и история богатая, а берег какой-то несолидный. Согласен, сравниваю с Саратовом, Куйбышевым, Горьким, как с такими же областными центрами. Ульяновск тоже отстает, но там сам город где-то далеко на горе, а тут город на самой реке стоит.

Такие мысли бродили в моей голове, пока я стоял на палубе «Федина», проплывающего мимо костромского берега. Собственно, город закончился весьма быстро, завернув по берегу впадающей в Волгу реки Костромы.

Снова в поле зрения оказался Ипатьевский монастырь. Аккуратный и компактный, словно собранный из огромного конструктора, схожесть с которым добавляли конические крыши крепостных башен, словно надставленные сверху. У меня самого когда-то был похожий пластмассовый конструктор крепости с точно такими же башенками, правда моя «крепость» стояла не более получаса, а этим стенам уже шесть с половиной веков.

Признаюсь, подобные временные параллели меня всегда глубоко впечатляют. Кто бы что не говорил, я уверен, что объекты заряжаются энергетикой происходящих рядом с ними событий. А уж если события иной раз имеют судьбоносное для державы значение, какие не раз происходили, в том числе, и в Ипатьевском монастыре, то и энергетика этих мест по истине колоссальная. Находясь здесь и осознавая, какие личности бывали в здешних стенах и какие решения принимали, дышишь местным воздухом и словно начинаешь ощущать себя причастным к истории, отчего телом и духом овладевает некое трепетное и волнительное состояние. Не буду говорить за других, но у меня так.

Вот и сейчас, провожая взглядом купола Троицкого собора костромской обители, постепенно скрывающейся от глаз за деревьями, мыслями я снова оказался где-то в далеком прошлом.  

В следующие разы в Костроме я оказывался в 2003 и 2020 годах. Про круиз 2003 года пока умолчу, то путешествие радикально отличалось от всех предыдущих (да, и последующих тоже), будучи единственным в своем роде и заслуживающим отдельного рассказа (гарантированно, в планах). А вот в 2020 году, спустя тридцать лет от описываемых событий, признаюсь, саму причальную зону Костромы я не узнал. В памяти почему-то закрепился совсем иной образ, абсолютно не совпадающий с реальным. Пришлось открывать город заново.

И совсем иная ситуация с Ипатьевским монастырем. Не попасть сюда в 2020 году я не мог. Тут же все выглядело знакомым, в первую очередь, именно ощущения. Восприимчивость к Духу истории не угасла, а приобрела новые оттенки, соответствующие возрасту и, определенно, более осмысленному взгляду на события предыдущих веков. Проводя параллели с Костромой, с нетерпением жду нового визита в Макарьево, а еще больше в Свияжск, интересно, насколько хорошо я их помню.

Но возвращаюсь обратно в чудесное теплое лето 1990. Программа дня предусматривала вечернюю стоянку в Ярославле. До половины пятого вечера, когда теплоход должен был в нем пришвартоваться, было еще некоторое время. Провести его мы решили за очередной партией «преферанса».

Расположились, как и накануне, на борту шлюпочной палубы. Проход здесь шире, чем на палубе средней, и наша компания могла не мешать хоть и немногочисленным неспешно прогуливающимся пассажирам. Место выбирали по левому борту, чтобы фиксировать проплывающие встречным курсом теплоходы. Для меня это было важным, другие же спутники не возражали. К тому же, и берег по левому борту был ближе.

Ожидание встречного каравана не заставил себя долго ждать: трехпалубные «Яков Свердлов», «Клемент Готвальд» и «Михаил Лермонтов» в течение десяти минут прошли южным направлением.

Однако, доиграть до конца на палубе не получилось из-за погоды. Становилось прохладнее, небо стало быстро заволакиваться все большими по размерам облаками. К Волге определенно приближался дождевой фронт и, судя по скорости изменения погоды, двигался он навстречу курсу «Федина». 

Ожидаемо повторилась утренняя ситуация Костромы: план возвращения предполагал путь новой дорогой. Мы прошли по берегу Которосли до ее устья, прошли мимо небольшой ротонды, кои часто встречаются в волжских городах, постояли еще на одной смотровой площадке на берегу Волги (вид оттуда тоже потрясающий) и повернули уже по берегу Волги в сторону речного вокзала.

Путь наш лежал по ухоженной и аккуратной аллее на нижних ярусах набережной. В силу высокого берега и плотных облаков, скрывших солнце, на аллее сгустились настоящие сумерки, хотя было еще не поздно. Родители ускоряли ход, и мы еле успевали за ними. И не напрасно, на борт мы поднялись за пятнадцать минут до отправления, получается чуть не опоздали. Вот была бы неприятность.

Довольно приличная группа ярославцев собралась на пристани проводить туристические теплоходы. Вместе с нами отчаливал «Илья Репин», абсолютная новая для меня модель теплохода, тоже четырехпалубный, но внешне сильно отличающийся от нашего проекта. Горожане махали отчаливающим руками, пассажиры махали в ответ.

Вообще, отправление теплохода, это всегда поразительно романтичное событие. Между уплывающими и остающимися возникает некая сиюминутная эмоциональная связь, заставляющая людей улыбаться друг другу, желать счастливого пути и прощаться, будто провожая родственников. Да и сами пассажиры круизного теплохода с каждым днем путешествия, в силу замкнутости пространства судна, становятся одной большой, конечно, не семьей, но командой. Завязываются знакомства, иногда перерастающие в дружеские отношения. Круизный теплоход создает удивительную атмосферу единения, если так можно выразиться. В силу возраста и некой замкнутости характера в то время эти неотъемлемые грани круизного отдыха были для меня еще не постижимы, но в дальнейшем и я ощутил эту своеобразную магию, вот самое точное слово, именно магию речного круиза.

Тогда, в августе 1990 года, будучи пятнадцати лет отроду, я смотрел на абсолютно незнакомых друг для друга людей, смеющихся, машущих руками и прощающихся словно с лучшими друзьями с удивлением и непониманием, но определенно с улыбкой на губах. Хорошее настроение, которое создавалось этой ситуацией, весьма заразно, и чем его больше, тем радостнее всем окружающим.

Жилой Ярославль резко кончился сразу после железнодорожного моста, сменившись промышленными районами. Несмотря на поздний час, производственные процессы с наступлением вечера явно не закончились, что подтверждалось плотным облаком едкого и гадкого для обоняния облака, в которое угодил «Константин Федин». Тишина и безветрие, установившееся на Волгой, делали это облако чуть ли не осязаемым на ощупь.

Благо, наступило время ужина, прогнавшее нас с палубы в жизнерадостные объятия ресторана. Ух, и голодный же я оказался, что выяснилось, только мы расселись за столом. Казалось, стандартная порция не спасет уставшего и вымотавшегося туриста, однако, нет, ровно столько, сколько нужно для восполнения сил. 

За окном совсем стало темно, когда мы отправились-таки на продолжение приключений неугомонного искателя приключений Индианы Джонса. Что же, все договоренности этого дня были честно соблюдены.

«Федин» настойчиво шел вверх по течению Волги. За ночь мы должны были пройти Рыбинск, одноименное водохранилище, пройти мимо Углича и ближе к полудню остановиться на вторую в этом рейсе зеленую стоянку.

Все-таки, речной круиз очень удачное туристическое изобретение. Одно из главных его составляющих – новые места в ежедневном режиме. Это критичное условие для тех, кто не может долго оставаться на одном месте. Можно признать, что наша семья относилась как раз к такой категории путешественников.

Вспоминая предыдущие года, когда родители возили нас на Черное море, мы тоже постоянно перемещались по каким-то новым локациям. В недавней поездке двумя годами ранее в Батуми, мы облазили все побережье Аджарии от Кобулетти до Махинджаури, не говоря уже о самом Батуми. Та же история случилась и чуть раньше, когда мы квартировали в Пицунде. Тем летом зоной исследований стали главные жемчужины Абхазии: Сухуми, Новый Афон, озеро Рица. Один из летних отпусков первой половины восьмидесятых был посвящен черноморскому побережью от Лазаревского до Гагр с точкой отправления из Хосты. А еще раньше было изучено побережье от Новороссийска до Туапсе. Жажда исследований новых мест была одним из главных драйверов наших путешествий и, по всей видимости, передалась мне по наследству.

И получилось, что речной круиз максимально удачно вписался в требуемый организмом формат постоянно новых впечатлений. Последующее планирование уже личных отпусков показало мою приверженность такому же ритму отдыха.  

Дальнейшая спортивная составляющая моей юности заключалась в разной интенсивности велосипедных поездках летом и систематических, чуть ли не в еженедельном режиме, лыжных пробежках зимой. Плюс, те самые периодические вылазки для любительской игры в большой теннис на общественных теннисных кортах семейным составом.

Вплоть до последней среды июля 1990 года, того самого матча, во время которого я почти потерял левый глаз. Я понял, это однозначный знак того, что пора завязывать с «профессиональным» спортом, пока он со своей стороны не завязал с моим здоровьем. К тому же, переход в новую школу потребовал намного больше времени уделять на уроки, чем было в школе предыдущей. Насколько я понял, родители особо тоже не возражали, справедливо полагая, что я уже входил в тот возраст, когда мог какие-то решения принимать самостоятельно. Так или иначе, но на обязательном посещении какой-то спортивной секции они уже не настаивали, хотя, анализируя полученный опыт, если была бы такая необходимость, то я, скорей всего, пошел бы теперь в секцию шахмат.

Забегая вперед, занятия спортом возобновились уже в годы учебы в университете. Абсолютно осознанно, на втором курсе я воспользовался возможностью посещать бассейн вместе с университетской секцией. На какие-то спортивные результаты я не претендовал, плавая исключительно в свое удовольствие. Вот тогда я, вероятно, впервые ощутил разницу между обязательными и желательными спортивными нагрузками. К слову, в бассейн я периодически хожу и по сей день.

Летом же девяностого года про бассейн я еще даже не думал. Тогда в тренде были летние вечерние велосипедные вылазки на городской пляж, чтобы искупаться в Волге.

С 1989 года начала появляться уникальная возможность купаться и в других акваториях во время круизных зеленых стоянок теплохода. И сегодняшняя стоянка в Сосенках дарила очередной такой шанс: пускай это пять-таки Волга, но в этом ее течении я еще не купался.

Начавшийся в семь утра вместе с подъемом день сначала не предвещал хорошей погоды. Небо было даже не облачным, а скорее пасмурным. Теплоход прибывал на стоянку лишь в одиннадцать утра, и до швартовки было еще достаточно времени, чтобы «расписать пульку». Как-то незаметно, но такая партия прочно вошла в нашу дневную программу на борту теплохода. Свободное место на левом борту шлюпочной палубы, спонтанно закрепившееся на этот рейс за нашей компанией, пустовало и будто бы специально ждало нас.

А раз так, то и заставлять себя ждать мы не стали. Блокнот с разлиновкой игрального поля, ручка, карты, бокалы с напитками и даже какие-то фрукты быстренько и профессионально мигрировали из кают и организовались на бортовом столике, словно специально подогнанному по размерам под подобное сочетание реквизитов. Вероятно, именно в этом круизе сложилась определенная круизная традиция, наиярчайшим образом проявившаяся тринадцатью годами позже в знаковом историческом круизе 2003 года (здесь передаю большой привет непосредственным участникам того рейса, если они вдруг читают эти строки).

Постепенно расходящийся летний день, разумная облачность, позволяющая находиться на борту без солнечных очков, отсутствие ветра – все эти факторы всячески способствовали нахождению на палубе теплохода. Здесь же нас и застала швартовка у пристани, надпись на которой гласила «Зеленый мыс». Предположу, название «Сосенки» было неким сленгом на языке круизной отрасли. С другой стороны, при взгляде на берег можно было увидеть, почему именно с таким названием ассоциировалась это стоянка: весь берег представал взгляду заросшим соснами всевозможных размеров от небольшой поросли до огромных могучих деревьев, растущих в этих местах, видимо, с каких-то совсем древних времен.

Вероятно оттого, что впереди нас ждали три плотных экскурсионных дня по Москве, пассажирам дали возможность максимально расслабиться на песчаных пляжах и соскучиться по насыщенным экскурсионным программам: на сегодняшнюю стоянку отвели аж шесть часов. Правда, они разбивались на два неравных промежутка обедом.

План составился быстро: до обеда купаемся, после обеда продолжаем партию в тени местной хвойной флоры. Однако, перспектива немного скорректировалась спустя пару минут нахождения на берегу. Ровно только понадобилось, чтобы найти первый съедобный гриб, пытавшийся маскироваться среди мха и опавшей хвои. Родителей, особенно маму, внезапно охватил азарт грибника. В итоге на какое-то время мы все превратились в сплошные глаза, высматривая очередной трофей на ножке.

Первоначальный маршрут вдоль берега в поисках удобного песчаного пятачка для купания и загорания поиску грибов не способствовал, отчего на какое-то время мы отклонились от берега в сторону леса. Там реально царил полумрак, и чем дальше мы забирались, тем прохладнее и темнее становилось. А еще это было настоящее царство мха.

Признаюсь, мха такой плотности я раньше не встречал. Толстый, по-настоящему мохнатый (теперь я наконец-то сполна осознал, почему эта субстанция так называется), он обладал каким-то гипнотическим эффектом. Про грибы я уже забыл, сосредоточившись на ощущениях. Шагать по мху было и интересно и жутковато одновременно. Казалось, с каждым шагом нога проваливалась все глубже, щиколотка погружалась уже полностью. Словно пение сирен, что манит путника на скалы, мягкость и воздушность мха манила все дальше в чащу. А еще реально хотелось упасть на него навзничь, лежать и смотреть на небо, кое-где все же видимое сквозь кроны деревьев, слушать щебет невидимых птиц и дышать воздухом, чья прозрачность ощущалась чуть ли не физически.  

Вероятно, я бы так и сделал, если бы не земляные лягушки, что временами выпрыгивали откуда-то из-под ног, в ужасе шарахаясь от непрошенных гостей. С другой стороны, им спасибо – они мгновенно выводили из гипноза мохового плена.

В конце концов, через некоторое время грибная охота прервалась длительным отсутствием добычи, отчего процесс стал надоедать, и мы вернулись на берег. Но и то, грибов мы насобирали прилично, целый большой пакет, предварительно освобожденный от пляжных аксессуаров.

До обеда искупаться так и не получилось, грибная тема спутала все планы. Зато после перерыва небо окончательно расчистилось от облаков, отдав землю на волю солнца. Как говорится, все, что не делается, все к лучшему. Послеобеденная погода способствовала исключительно купанию в реке, чем мы и занялись, отыскав небольшой уютный участок песчаного берега.

Напротив нас на противоположном берегу Волги стоит двухпалубный пароход «Рязань». Однозначно, уже не «ходячий». Может быть, приспособленный под турбазу или дом отдыха. Уж не знаю, отправится ли он еще в рейс когда-нибудь. Уже второй пароход после «Памяти Азина», встреченный мною в этом круизе. Со временем выяснилось, что данная локация стала последним местом швартовки этого представителя уходящих пароходов проекта 737. Простояв там почти полтора десятка лет и полностью проржавев, судно было утилизировано на металлолом в 2004 году.

Уставшие, накупавшиеся и довольные к четырем часам дня мы погрузились на борт. Оставшиеся в нашей каюте собранные днем грибы пропитали все пространство густым специфическим грибным запахом. Родители остались обрабатывать «урожай», а мы с сестрой подались в музыкальный салон, развалившись в полулежащих позах в тамошних больших и уютных креслах.

«Федин» не спеша приближался к Дубне, пройти которую намеревался сразу после ужина. Дальше наш путь покидал Волгу и заворачивал в Канал имени Москвы. В путевой тетради написано, что Дубну мы проплыли, будучи на палубе. Значит, прошли мимо огромного памятника Ильичу при дневном свете. Не помню. Вижу фото этого внушительного монумента, но ни в каких самых дальних уголках памяти не могу вспомнить факта его личного наблюдения. Будто был в тот момент на другом борту (что, в принципе, и не исключено). С тех пор никак не удается проплыть мимо него днем, все время попадаем в ночное время. Так и придется специально спланировать попасть круизом в Дубну, в том числе, чтобы и засвидетельствовать этот шедевр советской архитектуры.

Вечер был продуктивно проведен в видеосалоне. Еще во время просмотра фильма начали проходить шлюзы канала, что подтверждалось периодическим постукиванием корпуса теплохода о стенки шлюзов.

Что же, завтра нас ждет столица. Большая программа намечена на следующие три дня, главной целью которой запланирована поездка в Загорск. Дело за малым, чтобы погода не подвела. 

По мере подхода к Химкам, пассажиров на палубе становилось все больше и больше. Выползли большой гурьбой и братья-югославы, бурно жестикулируя и громко что-то обсуждая между собой на своем языке. Эта группа в Москве высаживалась, передавая эстафету следующей, отправляющейся потом на юг.

Попутный сухогруз приближался. Прочитать название глазами возможности не было, но зря, что ли, был взят в прокат бинокль. Улучив момент и пробравшись к носовому бортику, первым зафиксировать имя попутчика попробовал папа. Достаточно основательно выкручивая резкость оптики, он наконец выдал свою версию:

- Семила Пятинск!

Кто такой был этот Семила Пятинск, конечно, предположить я не мог. На мой слух такое имя ассоциировалось с неким былинным героем какой-нибудь русской народной сказки. Правда, сказки такой я не знал.

Плотность застройки вместе с высотностью постепенно росли. Как и количество мостов. Автомобильные, железнодорожные, пешеходные, и счету им не было. Настала моя очередь смотреть в бинокль. Эх, до чего же удобное оборудование. Пользуясь им по ходу маршрута и имея далеко идущие планы по продолжению круизного формата проведения отпусков, у нас возникло общее мнение, что неплохо бы заиметь подобное устройство и в качестве личного имущества.

Рассматривая в бинокль горизонт, в какой-то момент в поле зрения объективов снова попал этот злополучный сухогруз, который мы никак не могли (скорее всего, и не собирались) догнать. Я прочитал название, еще раз перепроверил. Нет, ошибка исключена, и правый, и, что особенно важно, левый починенный глаз отчетливо читали:

- Семипалатинск!

- Что? – переспросил папа.

- Семипалатинск, говорю. Никакой не Семила Пятинск, а Семипалатинск. Корабль, что впереди идет, называется так. Се-ми-па-ла-тинск.

Эпизод получился комичным. В последующем я несколько раз подшучивал над папой в ситуациях, когда мы расходились во мнениях по возникающим вопросам. Выражаясь сегодняшним языком, можно констатировать, что в тот момент родился мем.

«Федин» уже прошел под мостом Ленинградского шоссе и выходил в акваторию реки Химки, где располагался Северный речной вокзал, когда в начале двенадцатого дня нас позвали обедать. Мама с сестрой присоединились к нам лишь в ресторане.

Туристы, едущие на экскурсию, торопились собраться на пристани, мы же, напротив, решили чуть выждать, чтобы избежать стихийного сумбура, часто возникающего при требуемой оперативности высадки на берег.

Экскурсию мы пропускали, намереваясь сегодня отправиться в Кремлевский соборный ансамбль. На давно запланированный к посещению Загорск с его знаменитой Троице-Сергиевской Лаврой отводился весь завтрашний день. Третий день пребывания в столице пока был не занят никакими планами.

Однако, программу пришлось корректировать. Сегодня был четверг, и надо же так случится, что именно по четвергам в Кремле был выходной. Стало быть, будем осуществлять мечту о приобретении бинокля: отправились в фирменный магазин «Зенит». 

Москва жила своим привычным, абсолютно бешеным по меркам приезжего провинциала, темпом. Столичный метрополитен, это вообще настоящее чудо инженерии в общественном транспорте. Мне там нравилось. Меня ничуть не пугали ни этот сумасшедший ритм, ни количество людей, одновременно оказывающихся вокруг. Метро складывалось в мозгу целостным отдельным подземным миром, существующим параллельно наземному. Длинный эскалатор, ведущий глубоко под землю, выглядел бесконечным, и мозг реально не мог представить всю грандиозность и масштаб подобных сооружений. Дикая скорость метропоезда приводила одновременно в восторг и трепет. На интерьер станций я тогда внимания не обращал, сосредоточившись на ощущениях от перемещений в этих подземельях.

«Зенит» встретил нас пустыми прилавками. Вот, незадача, счастье, казалось, было так близко.

Дальнейший план организовался спонтанно. Нас с сестрой к принятию решений не привлекали, поставив перед фактом: сегодняшняя последующая дневная культурная программа предполагала посещение сразу двух знаменитых московских монастырей – Новодевичьего и Свято-Даниловского. Начинать решили с первого.

И снова в метро. Снова этот резкий и сразу же узнаваемый запах креозота, с которым стойко ассоциируется романтика железнодорожной поездки. Особым действом был размен денег различного достоинства на пятикопеечные монеты, выступавшие в то время входным жетоном в метрополитен. Дабы соблюсти справедливость родители по очереди доверяли нам с сестрой налаживать отношения с автоматом. Проглатывание автоматом «денежки» радовало, а звон сыплющихся монет приводил в полный восторг. Что еще детям надо?!

Записи показывают, что тем днем мы благополучно попали в оба монастыря. Помимо своей уникальной, будто бы игрушечной, архитектуры, Новодевичий запомнился огромными двухэтажными автобусами «Inturist», занявшими все свободное пространство перед входом, и большим разношерстным кладбищем, занимающим практически все пространство внутри стен. Из всех других мне почему-то запомнилась могила Дениса Давыдова.

От первого ко второму монастырю добирались на трамвае. Но в отличие от яркого и, если можно так выразиться, пестрого Новодевичьего, Свято-Даниловский монастырь выглядел скромно и обычно для подобного строения. Бесспорно, дополнительного шарма Новодевичьему придавал ухоженный и аккуратный парк с прудом, на цветовом контрасте которого монастырский ансамбль смотрелся особенно эффектно. Свято-Даниловский же монастырь был, напротив, зажат со всех сторон массивной современной застройкой, на фоне которой несколько меркло те величие и смиренность, впечатлять которыми он должен был своих гостей.

Так, за прогулками по обителям прошел остаток этого дня. Вечер наступил сразу же, как только мы прошли под надвратной церковью Свято-Даниловского монастыря из розового камня и снова оказались в городе.

Обратная дорога к теплоходу безусловно пролегала через сквер у Северного речного вокзала. По пути в город, мы заприметили большое число практически ручных белок, и теперь, желая познакомиться с ними поближе, купили небольшой пакетик грецких орехов. Пушистые зверьки, вероятно, «сфотографировали» нас еще у самого киоска, потому как не заставили себя долго искать и ждать. Явившись целой бандой, они быстро растащили угощение прямо у нас из рук.  

«Федин» отчаливал, выпуская стоявшую первым бортом «Советскую Украину». Просто так дожидаться, когда он снова причалит, было скучно. Вдоль набережной вокзала выстроилась целая вереница пассажирских теплоходов и, чтобы не тратить впустую время, я отправился вдоль по берегу, фиксируя их названия и типы. Успев пройти все причалы и заметив, что «Федин» направляется обратно к пристани, повернул обратно.

Однако у причальной стенки случился конфуз. Наш теплоход немного промахнулся с «парковкой» и ему пришлось снова отчаливать и совершать череду сложных маневров. Наблюдать за ними выстроилась внушительная группа пассажиров, которые потихоньку стекались ко времени ужина.

В конце концов, швартовы были закреплены, трап зафиксирован, вахтенные матросы заняли свои места и начали пропускать туристов. Первый день столичного экспресс-тура подходил к концу. На берег выходить сегодня мы уже не планировали, оставив время на бортовую программу. В моих планах значился вечерний просмотр видеофильма. Сегодня в прокате шал «Чужой». Что-то среднее между фантастикой и фильмом ужасов, но сделан весьма качественно.

По уже сложившейся традиции фильм закончился уже после отбоя. Взяв за привычку, после видеосалона я выполз на палубу, чтобы пройтись по свежему воздуху.

Берег напротив вокзала светился огнями. Но главное отличие от любого другого такого позднего вечера – гул городской жизни, окутывающий теплоход со всех сторон. Не сильный, напрягающий и мешающий, но все же отчетливо ощущаемый. Несмотря на поздний час, столица спать не собиралась. Вероятно, основным источником гула выступало Ленинградское шоссе, идущее за парком, движение по которому не останавливалось, по-моему, ни на секунду. А может быть, и масса других городских звуков, сливающихся и смешивающихся друг с другом в единый окружающий шумовой фон.

Что же, в столице оно так. 

В 1990 году я еще не определился в своем отношении к православным традициям. Тогда я был лишь терпеливым наблюдателем и начинающим ценителем этого специфического искусства. И тем не менее, уже тогда такие объекты производили на меня должное впечатление. Я восхищался и благоговел перед древними зодчими и художниками, создающими подобные шедевры своего времени, переходящие с годами в шедевры на века.

Параллельно с восхищением, возникали и навязчиво цеплялись вопросы чисто инженерные. Как при тех технологиях, инструментах и технике возводились подобные колоссальные сооружения. И если процесс строительства крепостных стен как-то укладывался в сознании, то транспортировка и установка колонн Исаакиевского или Казанского соборов в Санкт-Петербурге была выше моего понимания. Впрочем, сомнения подобного толка преследовали меня еще со школьного курса по истории древнего Египта: не мог я представить систему подъемников, способную передвигать и устанавливать в геометрически правильные пирамиды многотонные блоки. И не просто пирамиды, а испещренные внутри сетями четко выверенных коридоров и переходов.

Возвращаясь к августу 1990 года, я должен констатировать, что в Загорске я побывал. Дневник указывает достаточно подробный маршрут, которым мы добрались от железнодорожной станции до Святой обители, но без указания действительных названий улочек и переулков. Весь день мы провели в Лавре, побывали в зданиях внутренней территории, доступных для посещения туристами, побродили по монастырским стенам и осмотрели окрестности со смотровых площадок. Память сохранила некие цветовые всплески о том дне, но все-таки не настолько, чтобы на их основе построить полноценный рассказ.

Одна картинка все же запечатлелась особенно ярко. Подходя к Лавре, мы вышли к ней по дороге, находящейся по другую сторону рва, вырытого вокруг стен. Лавра предстала взору сразу вся целиком, слепящая золотом куполов на фоне пронзительно голубого неба. Белокаменные стены особо контрастировали на фоне насыщенно зеленого склона, вершину которого занимали. По мере приближения к главному входу, стены становились все выше и все монументальнее, заставляя нас чувствовать себя маленькими бессильными и беспомощными карликами на их фоне. Подойдя же к самому входу внутрь – Святым воротам, мы наблюдали еще один редкий случай в православном зодчестве: внутренние стены арки, находящейся под главной надвратной церковью монастыря, были сплошь покрыты росписью с изображением святых прямо по оштукатуренным стенам.

Наше пребывание в Лавре сосредоточилось на миграциях от одной экскурсионной группы к другой, в жадном впитывании повествований гидов-экскурсоводов. В таком ритме мы обошли все подворье и побывали практически везде, куда пускали пришлых туристов, в том числе и главный Успенский собор обители. В своем убранстве он обладал исключительной особенностью и главным отличием Лавры от других монастырей, ранее мною наблюдаемых – золотыми звездами на ярко-голубых куполах.

Помимо главного собора и других зданий, открытых для посещений, мы смогли подняться и на крепостные стены. Запомнились утомительные и отвесные винтовые лестницы. Занимающие мало места и являющиеся достаточно функциональными тогда, сегодня они абсолютно непривычны, изрядно выматывающие при подъеме наверх, а при спуске способные реально привести к головокружению туристов, неприспособленных к такому формату передвижения.

Обойдя все внутри, мы вышли наружу и еще какое-то время бродили по окружающему Лавру парку. Замечательный летний день двигался строго вперед, приближая нас к необходимости возвращения в Москву. Билеты на обратную электричку были предусмотрительно приобретены еще в столице перед отправлением, так что нам оставалось найти место, чтобы пообедать: впереди еще добрая половина дня и надо быть готовым провести ее активно.

Ближе к четырем дня мы уже были на перроне Ярославского вокзала. Остатки времени решили посвятить Московскому кремлю, а точнее его Соборной площади. Внутрь самих соборов нам попасть было уже не суждено этим днем, кассы к тому моменту закрылись, но погулять по самой площади и оглядеть все снаружи было можно. Здесь мы повторили нашу тактику примыкания к различным экскурсионным группам, отчего получили возможность послушать профессиональный рассказ об здешнем грандиозном архитектурном ансамбле.

Правды ради, стоит отметить, что тут наши стройные ряды разделились. Уже несколько пресытившись полученными еще в Лавре историческими сведениями, мой мозг перестал адекватно воспринимать информацию, по причине чего мы вместе с сестрой отправились получать чисто зрительный контент: Царь-пушка и Царь-колокол полностью захватили наше внимание.

Таким образом, культурную программу сегодняшнего дня можно было считать перевыполненной, и мы с чувством усталого удовлетворения отправились ужинать на теплоход. Все-таки, столовая в Загорске не шла ни в какое сравнение с рестораном «Федина», к которому за это время мы по-настоящему «прикипели». 

В этот же день, на одной из станций метро, чисто из любопытства я купил комплект «игральных костей». Подсмотренное у югославов развлечение: мы часто соседствовали с ними по палубе, играя в преферанс, в то время как их группа с большим азартом кидала за соседним столиком эти самые «кости». Кто бы нам сказал тогда, что эта игра надолго задержится в нашей жизни и станет досугом на многие вечера в ближайшем десятилетии.

Сегодня утром произошло еще одно знаковое событие нашего путешествия. Утром на причалах работал фотограф, который предлагал сделать снимок на фоне теплохода всем желающим. К нему выстроилась целая очередь туристов, причем с разных судов, мы тоже воспользовались случаем, чтобы заиметь хотя бы одну фотографию с нами на память о круизе. Тогда фотографирование было целым процессом, требующим времени, умения и терпения фотографа, а самое главное, на мой взгляд, везения и успеха. Понять, получилась фотография или нет, можно было только спустя часы сложных манипуляций (на уровне «танцев с бубном»), и каждый раз это было своеобразной лотереей. Теперь фотограф должен был подойти завтра к девяти утра и принести заветные фотокарточки.

«Константин Федин», наравне еще с несколькими судами, превратился на эти две ночи в плавучую гостиницу. Вход и выход пассажиров был круглосуточным, но сегодня выходить уже больше не планировалось. Оставшийся вечер после ужина мы провели все вместе в видеосалоне за просмотром очередного голливудского блокбастера. После фильма традиционно выбрались подышать на палубу.

Сегодняшний вечер выдался более ясным, что ли. Или это ветерок сделал свое дело и немного рассеял смог, стоящий над столицей: противоположный берег светился ярче и с еще большим числом огней, а небо с той стороны реки Химка и вовсе было не черным, а темно-оранжевым, подсвечиваемым тысячами ламп и фонарей. Казалось, и этой ночью Москва не спала.

Так или иначе, половина нашего путешествия теперь стала достоянием истории. 

Вторым по величине собором на площади идет Архангельский собор или Собор Святого Архангела Михаила. Храм-усыпальница князей и царей российских. Здесь похоронены Иван Калита, Дмитрий Донской, Иван Грозный с сыновьями. Не такая праздничная роспись, приглушенное освещение (в Архангельском соборе свет проникает лишь через центральный барабан, остальные четыре – в этом смысле декоративные) создают атмосферу величественной скорби, если так можно сказать.

Как я понял, Архангельский собор изначально строился в качестве усыпальницы рода князей Московских, отчего весь зал уставлен массивными гранитными гробницами. В иконостасе собора сохранилась знаменитая икона с изображением Архангела Михаила, написанная по заказу вдовы Дмитрия Донского в память победы русского войска в битве на Куликовом поле.

Но все-таки, должен признать, своим предназначением Архангельский собор производит специфическое впечатление на посетителей. Даже, мне показалось, и экскурсии по нему проходили быстрее, чем по тому же Успенскому.

Далее в нашей программе был Благовещенский собор, пожалуй, самый нарядный и жизнеутверждающий во всем ансамбле. В отличие от Успенского, подавляющего своей мощью, этот казался легкий и устремляющимся ввысь. Изначально строящийся, как домовая княжеская церковь, он имеет весьма скромные размеры. Главное достояние храма – древний сохранившийся иконостас, большинство икон в котором писано самим Андреем Рублевым.

Дальше мы побывали в церкви Ризоположения – домовой церкви патриархов Русской Православной церкви, а после нее уже добрались и до колокольни Ивана Великого и стоящей рядом с ней еще одной самостоятельной церкви, которую я сперва принял за дополнительную звонницу.

Высота колокольни 81 метр, почти такая же высота у сегодняшнего двадцатипятиэтажного дома. В свои первые годя помимо, собственно, колокольни она выступала еще и как смотровая башня, откуда открывался потрясающий вид далеко за стены кремля. Стоящий подле колокольни Царь-колокол, по легенде, должен был стать главным голосом Ивана Великого, но в процессе подъема был допущен просчет и многотонный колокол рухнул вниз, отчего от него откололся весьма значительный кусок.

А стоящая неподалеку еще одна исполинская конструкция – Царь-Пушка – даже успела сделать один выстрел. Ядро, весом в тонну, смогло пролететь целых пятьсот метров. Не знаю, какой и кому был нанесен урон, но с тех пор стрелять из нее больше не пробовали. Вероятно, решили не испытывать судьбу.

Таким образом, сбылась еще одна наша мечта – подробно познакомиться с Соборной площадью Московского кремля. И я бесконечно благодарен своим родителям, что организовали и вытащили нас с сестрой на такую экскурсию. Может быть, это было и не совсем тем местом, куда мог бы стремиться четырнадцатилетний подросток, но полученные здесь и сейчас впечатления и эмоции я запомнил и сохранил (очень хочу верить) на всю жизнь. В 2018 году, мы с Ириной попытались повторить тот опыт, но ничего не получилось – за неделю пребывания в столице мы так и не смогли купить билеты внутрь Кремля. Надеюсь, что шанс еще предоставится. 

Завершили мы свой поход на Кремль заходом в еще одну церковь – Церковь Двенадцати апостолов, через арку под которой туристы и гости Москвы попадали внутрь соборной площади. Здесь работала какая-то тематическая выставка, а от церковного прошлого сохранился лишь иконостас, но на фоне пустых беленых стен он смотрелся оторванным от своего предназначения.

За два часа до отправления теплохода, в половине двенадцатого дня, мы покинули Московский кремль, решив провести остатки времени в прогулках по улицам столицы. Вероятно, какая-то путеводная звезда все же вела нас вперед к поставленной цели, попутно бросая на нашем пути киоски «Союзпечати», где то в одном, то в другом получалось пополнять коллекцию карманных календариков. Ближе к часу дня метрополитен доставил нас на станцию «Речной вокзал». Времени до отправления, собственно, оставалось в обрез.

Ровно в тринадцать тридцать «Константин Федин» под грохочущий марш «Прощание Славянки» отчалил от пристани Северного речного вокзала и отправился в обратный путь. Помимо календариков я разжился и более ценным приобретением: в здании вокзала получилось списать типы (проекты) речных теплоходов, курсирующих в круизах по Волге, и названия, соответствующих тому или иному проекту. Ценнейшая информация, которая намного упростит классификацию судов, которую я уже пытался вести.

Из столицы мы отправились не одни, а, как водится, целым караваном. Первым пошли «Габдулла Тукай» и «Серго Орджоникидзе», потом мы, за нами пристроились «Советская Конституция» и «Нарком Пахомов». Признаюсь, такого количества пассажирских судов в одном месте я еще не встречал. Снова повторилась обстановка с «метеорами» и «ракетами»: своим безумным слаломом между судами они реально заставляли нервничать туристов. Каково же было их пассажирам, трудно представить, хотя, может быть, и весело.

Вторую половину дня, чтобы немного отвлечься от практически двухдневной православной тематики впечатлений, мы с сестрой решили потратить на кино. Родители не возражали против нашего такого времяпровождения, открыв нам кредитную линию на вторую половину круиза.

После ужина настала очередь опробовать «кости». Расположились за нашим обычным столиком на шлюпочной палубе и начали партию. Игра оказалась весьма азартной, потому как абсолютно не зависела от интеллектуальной составляющей, а полностью строилась на слепом случае. Наша эмоциональная реакция периодически вызывала любопытство и у гуляющих по палубе коллег-туристов: некоторые останавливались, явно с интересом наблюдая за динамикой процесса и выпадающими комбинациями. Вечер прошел насыщенно!

Послеобеденный киномарафон, а мы посмотрели сразу два фильма подряд, привел к тому, что сегодняшний вечер в круизе стал первым с тех пор, как мне разрешили смотреть телевизор, когда я не попал на девятичасовой фильм. Значит, буду отсыпаться. Тем более, что дни, проведенные в столице, были не в пример предыдущим чересчур активными. Размеренная и несколько вальяжная жизнь на борту была резко взбаламучена московским ритмом и теперь требовала немедленного возвращения.  

В ту ночь также шумели тополя за окном. Окна в лагерном бараке чисто символические в одно стекло, отчего шумоизоляция у них минимальна. Деревья сгибались и, словно играючи, снова выпрямлялись, смеясь над ветром.

У моих компаньонов шум леса никаких негативных ассоциаций не вызывал, и после завтрака, вместо полотенца и купальников, взяв с собой зонт и ветровки, мы отправились на берег. Решено было просто прогуляться, даже грибов решили не собирать: урожай прошлого раза еще досушивался на окнах, больше было бы уже лишним. Дорога, идущая вдоль берега, начинала забирать вглубь зарослей и вскоре Волга почти скрылась из виду. Неожиданно опустился полумрак отчасти от уплотнившегося соснового бора вокруг, отчасти от совсем низких облаков, накрывших Сосенки. Пернатые стихли. Все сходилось к тому, что скоро начнется дождь, первый в этом круизе. Мы решили не рисковать и повернули обратно, да и время стоянки не предполагало затяжных прогулок.

Отчалить успели до дождя. Несмотря на ветер, было не холодно, а раз так, то нечего делать внутри теплохода – мы снова раскинули «кости» за уютным бортовым столиком. Шпаргалка с правилами востребованной быть перестала, комбинации мы успели выучить наизусть, как и форму игрового поля, куда записывались результаты бросков. Цель партии сводилась к необходимости выбросить определенное количество различных фиксированных комбинаций кубиков (костей), по названиям очень перекликающихся с покерными терминами. По мере заполнения игрового поля, остающихся не выброшенными вариантов становится все меньше и приходиться рисковать, засчитывая выпавшее «число» в ту или иную ячейку. С риском повышается и азарт, адреналина все больше и уже через край. Ближе к концу партии страсти совсем накаляются.

Собственно, за игрой, посиделками на палубе, обедом и новой партией, время подкралось к трем часам дня. «Федин» опустился на несколько метров в одних из самых колоритных на всем волжском каскаде шлюзах и, выйдя на свободу, совершил резкий разворот направо. Мы подходили к Угличу.

Углич я хорошо запомнил с прошлого года, точнее экскурсионную программу по территории угличского кремля. Стоянка значилась короткой, всего двухчасовой, и все время было отведено на свободное посещение городка. Наша компания разделилась: родители отправились на берег, а мы с сестрой остались на борту. Небо совсем затянулось, со стороны Москвы надвигалось что-то страшное, там явно поливало, как из ведра. Удивительно, нас дождь так пока и не нагнал. Но по всему выходило, что он неумолимо приближался. Судя по небу, недавние Сосенки однозначно уже побывали во власти стихии.

Спустя отпущенное на пребывание в Угличе время, «Константин Федин» опять заложил резкий разворот и быстро оставил древний город позади. На палубе стало холодать: ветер, становящийся с каждой минутой бодрее и бодрее, все быстрее и настойчивее гнал вперед грозовой фронт, чьи авангардные «боевые» части вот-вот должны были настичь убегающий теплоход. Найти свободный столик в салоне или баре не получилось: пассажиры, не желающие быть в каютах, но опасающиеся располагаться на палубах, потихоньку оседали в общественных зонах, где к тому же ожидались развлекательные программы. Какой запасной вариант в такой ситуации может быть? Есть такой – библиотека.

Мы с папой взяли по книге и устроились здесь же в импровизированном читальном зале. Читать мне уже снова можно без ограничений, глазу это не повредит, отчего я с пользой провел тут время вплоть до самого ужина. А после оного, привычное время кино. Вечер пролетает безумно быстро!

Вечерний променад по палубе перед сном был скомкан моросящим дождиком. Воздух был пропитан той самой специфической наэлектризованной свежестью, отчего смело можно было сделать вывод, что гроза уже была. Это хорошо, теперь оставалось надеяться, что нам с тучей не по пути, и завтра в Ярославле мы не пересечемся вновь. 

Надо признать высокую выдержку родителей, что позволили мне увести их, подобно Сусанину, за пределы исторического Ярославля. Обнаруженный после семи-восьми кварталов неспешной ходьбы указатель с названием улицы ввел меня в глубокий ступор: непонимающим взглядом я пытался отыскать это название на карте и не находил.

Помог папа. После чего его взгляд, отправленный в мою сторону, был красноречивее всяких воспитательных слов. Промахнулись мы знатно. Но карту у меня не забрали, хотя дискредитирован я был основательно. Опустошенный, с утраченным чувством собственной значимости я повел наш отряд в новый путь. И хоть наградой нам и стал когда-то, видимо, очень эффектный и блистательный Храм Николы Мокрого, спасти мое самолюбие в тот момент это уже не могло.

Правда, некоторым утешением выступил небольшой прецедент, произошедший рядом с этим храмом. Пока мы прохаживались вокруг комплекса, с некоторым волнением в голосе и нездоровым блеском в глазах к родителям подбежал некий молодой человек, судорожно размахивающий туристической картой города и стал эмоционально расспрашивать о чем-то. Выяснилось, что это какой-то незадачливый иностранец, попавшийся на ту же удочку, что и я, и благополучно заблудившийся в многочисленных ярославских улочках. Совместив нашу и его карту, родители вроде как поняли куда ему надо и смогли его сориентировать. По крайней мере, ужас в его глазах пропал, а поток благодарностей говорил о найденном решении. Определенно, плохо в Ярославле с указателями (как минимум по состоянию на 1990 год).

Спустившись еще немного вниз, мы очутились на набережной реки Которосль. Совсем уже небольшая речушка с таким звучным древнерусским названием, оберегаемая от городской суеты плотно растущими по берегу деревьями, естественным образом отделяла старый город от нового.

На противоположный берег мы решили не перебираться, начав продвигаться по направлению к Волге, а заприметив слева от себя в глубине застройки очередной конус колокольни, свернули в его сторону по какому-то проулку. Конусом оказалась колокольня Димитриевской церкви, которая показательно подтверждала подмеченную нами за время прогулки общую архитектурную тенденцию здешних православных храмов.

Дальнейший путь наш продолжился теперь уже наверняка по Большой Октябрьской улице. Дойдя до площади Подбельского, мы попали на уже ведомые нам по прошлым разам места. Открывающийся справа Ярославский музей-заповедник с его высокой смотровой площадкой был хорошо нам знаком, мы решили в него не заходить, а обойти кругом, оставляя по левую руку. К Стрелке решили не ходить, там мы тоже были в прошлый раз.

Собственно, времени оставалось не так уж и много, отчего было принято решение двигаться в обратную сторону. Чтобы застраховаться от нелепой случайности, карту у меня отобрали, против чего я особо и не возражал. Для восстановления самоуверенности мне нужна была небольшая передышка.

Четырехчасовая стоянка «Федина» в Ярославле размеренно подходила к концу. За полчаса до отплытия мы поднялись по трапу на борт теплохода, немного уставшие от выдавшейся весьма активной пешей прогулки. До отправления решили остаться на борту. Традиционно, набережная заполнилась провожающими и просто гуляющими горожанами, ожидающими момента отчаливания. Как же я понимаю эмоции тех, кто остается на берегу. Есть какой-то гипнотический эффект у отправляющего теплохода. Невольно хочется остановиться и наблюдать за отправляющимся судном. Безо всякой логической взаимосвязи, отчаливающий теплоход словно магнитом притягивает взгляды остающихся на берегу, погружая их в различные эмоциональные переживания. Эффект гарантирован всякий раз, как ты становишься свидетелем отправления корабля. Проверено многократно на личном опыте! 

Ровно в полдень кавалькада из трех теплоходов – «Константина Федина», «Афанасия Никитина» и «Ф. Жолио-Кюри» отправилась в путь. Помахав в ответ провожающим нас ярославцам, мы отправились по каютам готовиться к обеду.

Ярославль и Кострома, пожалуй, самые близко расположенные друг от друга областные центры. Зачастую, круизные теплоходы успевают сделать стоянки в них в один день. В духе подобной практики наше сегодняшнее расписание также предполагало вечернюю стоянку в Костроме. И также, как и в Ярославле, мы решили не идти на экскурсию, а выделить все время остановки на самостоятельное путешествие по городу. Правда, в этот раз карту мне решили не давать.

Первым пунктом нашей программы выступил местный рынок, снабдивший нас фруктами. Опираясь в этой летописи на свой путевой дневник и видя, насколько часто мы покупали в поездке фрукты, могу предположить, что на теплоходе их не хватало. Или, возможно, просто их там было меньше, чем обычно присутствовало в нашем рационе. Так или иначе, данной натуральной провизией мы запасались систематически.

Угощаясь свежеприобретенными яблочками, мы ожидаемо очутились на главной городской площади со знаменитой костромской каланчой. Архитектурно план построения Костромы можно представить в виде огромной паутины с центром, где мы оказались, и разбегающимися из него лучами основными улицами. Эти гигантские лучи соединялись между собой поперечными более мелкими улицами, идущими по городу полукольцами, начинаясь и заканчиваясь на берегу Волги.

Исходя из каких-то своих соображений, родители выбрали одно из этих многочисленных полуколец, по которому мы и начали свой обход Костромы.

Признаюсь, при таком «экскурсионном» маршруте город предстал совсем в ином виде: какой-то уставший, потрепанный временем, с покосившимися домиками и запыленными узкими тротуарами. Словно заброшенный. Возможно, нам так не повезло с улицами, по которым пролегал наш путь, но открывающийся глазу город никак не тянул на статус областного центра. Забегая вперед, поспешу успокоить костромичей, вдруг читающих эти строки: часто бывая в вашем городе в конце десятых и начале двадцатых годов века нынешнего мое впечатление о Костроме сформировалось исключительно душевное и позитивное, а такие, как у вас, сыр с пажитником, черную соль и пряники, на которые у меня, будучи в Костроме, начинается самая настоящая охота, больше нигде купить не удается.

Но тогда, жарким летом 1990 года, мой подростковый мальчишеский взгляд выстроил несколько иной образ. Нашу прогулку мы успели завершить аккурат к ужину, что начинался в семь вечера. Тоже, на наш взгляд, не совсем удачное решение: вроде бы длинная пятичасовая стоянка с четырех дня до девяти вечера разрывается почти посередине как-никак, но часовым ужином. 

Поевшие и немного осоловевшие, из теплохода мы решили сегодня больше не выходить. До девятичасового фильма оставался еще час, и я провел его за книжкой на палубе. Действие сюжета книги разворачивалось в прошлом веке и, временами поднимая взгляд над страницами и направляя его на городскую набережную, я ловил себя на мысли, что она запросто могла так выглядеть и сто лет назад, разве что вместо асфальта лежала мостовая. Мозг мысленно переодел прогуливающихся мимо теплохода костромичей в одежды той эпохи и, о чудо, образ сложился, полностью соответствующий: дамы в вечерних пышных туалетах, обязательно в шляпках и с зонтиками, сопровождающие их кавалеры во фраках и цилиндрах, ведущие под руку своих спутниц, а свободной рукой в приветственных жестах приподнимающие свои головные уборы. А за ними уходящая в город вверх по склону среди парковой зелени булыжная мостовая, по которой не торопясь поднимается небольшая подвода, груженая мешками с мукой (не знаю почему, но очень уж она колоритно вписывалась в складывающийся пейзаж). Лепота!

Пришлось усиленно моргнуть, прогоняя наваждение, и вернуться к книге.

За десять минут до фильма корабельный «киномеханик» обычно анонсировал по бортовому радио начинающийся сеанс, и сегодняшний вечер не стал исключением. Сегодня обещали вечер Чака Норриса, и проспонсированный папой сразу на два фильма я благополучно отложил книжку на завтра и отправился в видеосалон. 

По-видимому, дальше Успенской церкви, практически сокрытой от всех высотной застройкой, наш маршрут продуман не был. Возвращаться обратной дорогой было абсолютно неприемлемым для нас решением, этот вариант не обсуждался. Как поется в одно очень уважаемой и любимой мной песне: «Надежда – мой компас земной!». Вот, ориентируясь главным образом на данный компас мы и продолжали свою экспедицию по Горькому, углубляясь в какие-то совсем уж не туристического вида районы (в моем дневнике указано, что попали мы в некую новую версию фавел), куда точно не заезжают туристические автобусы.

Спустя несколько минут, надежда все же вывела нас на оживленную улицу, а она, в свою очередь, довела, чуть погодя, прямо до волжского берега. Дискуссии о том, куда идти дальше, не возникало – времени оставалось как раз вернуться на теплоход.

Если зрелищность получившейся сегодняшней прогулки справедливости ради можно было ставить под сомнение, то с главными своими целями, поставленными на борту, она справилась на отлично: разминка на крутых горьковских берегах получилась отменной, физически изматывающей и гарантированно согревающей.

В шесть вечера в полном одиночестве «Константин Федин» отправился дальше на юг. Причина отсутствия обязательного уже привычного попутчика в рейсе выяснилась спустя полчаса. Городская застройка еще не закончилась, как наш теплоход стал сбавлять ход и совершать весьма странный маневр, больше похожий на разворот. Через некоторое время мы плотно пришвартовались к некой посудине, выступающей, как выяснилось, в роли топливозаправочной станции. По радиоузлу дополнительно попросили воздержаться от курения по правому борту. Что-то новое, но так как внешне этот процесс был абсолютно нединамичным, то долго наблюдать за действом было не интересно.

При объявлении отбоя мы все еще были недвижимы. На палубе по-прежнему было холодно, хотя небо полностью прояснилось. Ночное пространство было полным блистательных звезд, расположившихся по всему небосклону. Как мне не пришло в голову выбраться с биноклем и не рассмотреть в него все это великолепие, ума не приложу.  

На все понабилось минут тридцать-сорок, после чего опять все стихло. Похоже, появился небольшой ветерок, сдувающий шум в сторону от нас, отчего паром отчалил и отправился на другой берег практически бесшумно. Но идиллия продолжалась недолго. Теперь уже к пристани причалила «ракета», примчавшаяся со стороны Горького. Садиться в нее было некому, но зато на макарьевский берег вышло из нее человек двенадцать и быстрым организованным шагом направились в сторону монастыря. Все говорило о том, что это приехали гиды-экскурсоводы: для открывающейся для посетителей в десять утра обители это было очень кстати.

Стало быть, и нам подходила пора собираться. Мы собирались самостоятельно прогуляться по подворью, более внимательно рассмотреть внутреннее убранство. По пути в Москву свободного времени практически не было, экскурсионные группы тогда шли потоком, да и позднее время стоянки не позволяло все хорошо разглядеть.

В начале одиннадцатого мы стронулись с нашего практически уже обжитого бережка и неспешной походкой пошагали к монастырским воротам. На контрасте с состоянием монастыря просто великолепно выглядит Казанская церковь самого поселка Макарьево. Отраженные в ее куполах солнечные лучи слепили, заставляя жмуриться, но вызывали не возмущение, а улыбки и заряжали поднимающей настроение внутренней энергией. Выстроенная на небольшом живописном пригорке, она величественно и покровительственно возвышается над некогда процветающим селом, не оставляющая никаких шансов остаться незамеченной.

Оставив Казанскую церковь по левую руку, мы добрались до главных ворот Макарьева монастыря с их надвратной Церковью Архангела Михаила. Однако, тут нас неожиданно настигло открытие, что вход в монастырь платный, а сегодня, из-за поющем в главном Троицком соборе церковном хоре (это, оказывается, именно его состав прибыл на «ракете»), цены повышенные. Попав впросак, оказавшись без наличности, мы уже собрались было возвращаться на теплоход, однако неравнодушный блюститель кассы разрешил нам пройти внутрь территории абсолютно бесплатно. Торопя нас на входе, добрый дедушка очень рекомендовал зайти послушать хор, пение одухотворяющее и жизнеутверждающее, чем мы и не преминули воспользоваться.

Церковный хор мне и раньше приходилось слушать. Действительно, очень трудно описать тот звуковой эффект, который достигается акустикой храма. Пение хора, исполняющееся по обыкновению «А капелла», удивительным образом трансформируется в церковных сводах в мелодию, полностью заполняющую весь объем храма и, буквально, окутывающую со всех сторон. В некоторых, особо эмоциональных, переливах по телу начинают бежать «мурашки» - высший пилотаж исполнителей. И это в наши времена. Какое же ошеломляющее и, по истине, божественное впечатление подобное исполнение оказывало на прихожан столетия назад, представить практически невозможно.

Народу в соборе собралось достаточно, преимущественно пассажиры «Федина». После трех песнопений был объявлен достаточно большой перерыв, вероятно, для туристов уже следующей экскурсии, и мы отправились по территории подворья. Пройдя вновь мимо надгробных плит, мы специально остановились у той самой, с эпитафией, и даже самостоятельно смогли прочитать ее текст, убедившись в правильности наших записей.

С импровизированным и так удачно сложившимся для нас мини-концертом и с прогулкой по территории монастыря время пролетело совсем быстро. Пришлось снова оперативно сворачиваться и спешить на теплоход: забегали уже после второго объявления, матросы стояли наготове затащить трап на борт, отчего у опаздывающих пассажиров и вправду могло возникнуть ощущение, что теплоход мог уплыть и без них. Но обошлось без происшествий, собрав всех своих благодарных гостей на борту, ровно в полдень «Константин Федин» отправился в рейс.

Совсем немного времени оставалось до нашей следующей сегодняшней остановки в городе Козьмодемьянск. На прошлой неделе мы были тут в воскресенье и экскурсоводам было абсолютно не до нас. Теперь же все было чин чинарем, экскурсию нам обещали большую и интересную. 

Автобусно-пешеходный формат предполагал сначала пешую часть в местный музей современных произведений искусства. Музей располагался в бывшем здании церкви, и по странному, но тем не менее логичному стечению обстоятельств, главной изюминкой музея выступала не собственно экспозиция, а нечаянно открывшаяся уникальная роспись потолка. По рассказам гида, в послевоенные годы, заброшенное здание церкви решили уберечь от полного разрушения и приспособить под какие-нибудь нужды. Начавшиеся работы привели к необходимости снять ненадежную побелку, которой были покрыты все внутренние стены и потолок. Когда же строители смыли ее с потолка, то на нем открылась чудным образом отлично сохранившаяся роспись. Собственно, после этого и было принято решение организовать здесь музей. Видимо, десятилетиями раньше, другие строители, перед которыми стояла задача уничтожения строения, на свой страх и риск отважились попробовать спасти внутреннее убранство для потомков, спрятав роспись под слоем побелку. Что же, честь им и хвала за смелость и отчаяние: попытка удалась, и теперь роспись радует новые поколения.

После музея путь наш лежал в Этнографический музей под открытым небом. Главным «экспонатом» музея стал попавшийся нашей группе гид-экскурсовод. Территориально и этнографически Козьмодемьянск принадлежит к республике Марий Эл, и наш гид был из коренных марийцев. Настолько коренных, что временами, увлекшись рассказом, переходил на свой родной, предполагаю, язык. Отчего речь его становилась очень необычной, интригующей на слух, но совсем непонятной по сути. Его поправляли, он извинялся и начинал заново, но затем ситуация повторялась. По этой причине мы, как и некоторые другие пассажиры, от «внутримузейной» группы отстали и изучали экспозицию музея уже самостоятельно. Зашли во все открытые, заглянули во все закрытые строения. Дольше всего задержались у мельницы, она здесь, пожалуй, самая колоритная. Сравнить этот музей в Козьмодемьянске я мог, разве что, с аналогичным музеем в Кижах и его экспонатами. С одной стороны, тут их оказалось больше по количеству, чем в Карелии, но там они были и больше размерами (на мой взгляд), и интереснее внутри.

Прогулку по Этнографическому музею несколько смазала и погода. После раннего теплого летнего утра, к вечеру на небе опять сгустились тучи, все больше становящиеся похожими на грозовые, в итоге туристы стали раньше времени собираться в автобусах. И вовремя – едва мы поднялись на борт, начался дождь, сначала небольшой, а к моменту отправления разошедшийся в настоящий ливень.

- Самый момент, располагающий развалиться на удобной полке и почитать книжку! - подумал я и… пошел смотреть очередной фильм.  

«Ракета», на которой мы мчались в Свияжск, была самой настоящей речной «электричкой». Сколько у нас было остановок, пока мы доехали до острова, я не считал, но не одна и не две. Спустя только час пути, мы добрались до нашей остановки, а вместе с нами и еще разве что человек десять. Основная масса пассажиров, севших в Казани, вышла по ходу маршрута.

Не успели мы немного размяться, как рев двигателей «ракеты» стих вдали, и остров погрузился в тишину. Хотя тишиной это можно было считать лишь по сравнению с гулом крылатого корабля: трескотня кузнечиков, всевозможные трели пернатых и где-то совсем далеко собачий лай окутали нас, умиротворяюще погрузив в лоно островной почти дикой природы.

В 1990 году Свияжск был еще островом, Свияжской дамбы, связывающей его с большой землей, не было. И добраться сюда, как и отсюда, можно было только по воде. Взяв сразу по прибытии обратные билеты, мы не спеша выдвинулись на изучение этого уникального места.

Много веков назад, в 1552 году, если быть точным, всего за четыре недели русское войско Ивана Грозного построило тут полноценную город-крепость. С тех пор много многое пришлось повидать здешним стенам. Пережив во славе почти четыре века, как и многие святые места, Свияжск «споткнулся» о век двадцатый. Начиная с 1918 года местные святыни, привлекающие до того тысячи странствующих, подверглись разграблениям и разрушениям. Поднявшееся во второй половине века Куйбышевское водохранилище окончательно поставило точку в судьбе поселения, отрезав его от большой земли. Справедливости ради надо отметить, что сегодняшние фотографии Свияжска дают скромную надежду думать, что все-таки не все потеряно с историей острова. Постепенно монастыри восстанавливаются, жизнь потихоньку продолжается, и та же дамба, думаю, даст второй шанс на воссоздание здесь нового центра притяжения. Пусть пока туристов, а там, возможно, и паломников.

В августе 1990 года остров представлял собой печальное зрелище. Дорога, поднимающаяся от пристани, вывела нас на центр холма. Сама она убегала куда-то дальше, скрываясь из виду в разросшейся траве, а для таких «диких» туристов, как мы, здесь была установлена табличка, указывающая дальнейший маршрут по острову. Табличка указывала на уже не дорогу, но широкую тропинку. По ней мы и отправились.

Церковь Константина и Елены встречает гостей Свияжска первой. Ближе всех расположенная к пристани, вероятно, поэтому, она выглядела аккуратной. От церкви, правда, осталось лишь здание: внутри все было побелено, от обычного внутреннего убранства православного храма здесь не осталось ничего. Кассир на входе, вышло так, что мы совсем случайно его застали, собирался куда-то отойти и уже повесил на входные врата большой амбарный замок, был же и экскурсоводом, продал нам билеты, заново отпер двери и повел нас внутрь.

Как это мы встречали в других похожих ситуациях, внутри расположился какой-то тематический музей. Билетер сначала печально, потом, правда, более заинтересовано стал делиться историей Свияжска с момента образования до сегодняшних дней. Скорее, это был даже не музей, а выставка фотографий, рассказывающая, как это вообще возможно в фотографиях, о судьбе поселения и его роли в российской истории. Переходя от одной фотографии к другой, его рассказ больше строился вокруг монастырей, коих тут было основано несколько. То, что от них сохранилось до нынешних дней, он посоветовал посмотреть нам самостоятельно, предварительно направив нас не по дороге, а каким-то коротким путем.

Коротким путем выступала практически заросшая узкая тропинка, бегущая напрямик через небольшой то ли луг, то ли пустырь. Возможно, лет двести назад прямо здесь могло быть самое что ни на есть лобное место, а сейчас еле заметная дорожка, петляющая между выросшими выше колен зарослями ковыли и всякой другой душистой степной флоры.

Несколькими минутами позже тропа вывела нас на крутой волжский берег: с правой стороны обрывистый склон резко уходил вниз, сходу ныряя в реку безо всякого намека на пологую кромку. Да уж, и впрямь когда-то бывшая гора, обнятая водохранилищем.

С левой стороны потянулись какие-то домики. За все время пути мы встретили только одного человека – того самого церковного смотрителя. Тропа постепенно расширялась, превращаясь в некоторое подобие дороги. Несколько минут спустя она и вовсе превратилась в выстеленную бетонными плитами мостовую, приближающую нас к высокой стене, явно не частного подворья.

Теперь мы пошли вдоль стены, оставляя ее по левую руку, по правую же нас по-прежнему сопровождал обрыв. Через минут пять такого остросюжетного маршрута нашему взгляду и вовсе предстала сюрреалистическая картина: деревянные столбы с натянутыми по ним сетевыми и телефонными кабелями торчали прямо из воды, они начинались где-то совсем далеко, где глаз уже и не различал их. Один столб благополучно сгнил и развалился, и теперь не он поддерживал прикрепленные к нему провода, а провода держали на себе остатки разводящей деревянной конструкции. Этот развалившийся столб служил крайне показательным символом всего того положения, в котором пребывал некогда знаменитый град на острове. Вероятно, именно по маршруту этих столбов позже была возведена Свияжская дамба.

Наконец, мы добрались-таки до ворот. Большая табличка, приспособленная рядом возвестила, что это Троице-Сергиевский монастырь (на сегодняшней «Яндекс.карте» он обозначен, как Свияжский Успенский монастырь; из-за чего не берусь утверждать правильность записей в походном дневнике). Так вышло, что этой обители повезло больше остальных и она сохранилась в большем своем объеме. Как минимум, его стены по-прежнему стояли неприступной преградой на пути путников.

Уже привыкнув к одиночеству на острове, мы, не стесняясь громкости голосов, разглагольствовали кто о бренности бытия, кто о приключениях героев очередного фильма. Тем неожиданней для нас стала встреча с новым человеком в Свияжске – смотрителем Успенского собора. Миниатюрная женщина, расположившись в абсолютно древнем, похожем больше на трон, кресле под большим зонтиком, читала книгу. Заметили мы ее уже после того, как она заметила она нас и предупредила, что вход в собор платный. Вздрогнув от неожиданности и извинившись за возможную неуважительность к местной тишине, купили входные билеты. Ну, как купили, уставшая от одиночества смотрительница храма в обмен на наши гроши оторвала и со словами: «Пошли!» - смяла и выбросила в рядом стоящую урну какие-то бумажки (по всему – наши билеты).

От этого «пошли» небольшой холодок пробежал по спине, заранее готовя организм к какому-то подвоху. И ведь ничего не предвещало в этом начале ничего плохого.

Войдя в Предел Успенского собора, мы ахнули от открывшейся красоты – сплошная роспись в голубых и красных красках на белом фоне выглядела потрясающе. Полная противоположность царящей снаружи разрухе и запустению. Вдоль стен Предела были смонтированы стенды с письменными и фотоматериалами о монастыре. Открыв рты от изумления, мы потихоньку брели вдоль стен, разглядывая картины и содержимое под витринами. Товарищ смотрительница молча следовала за нами. 

Все-таки считанные метры этой импровизированной выставки мы прошли достаточно быстро, и по низкому арочному проходы вошли в главный зал собора… Знаете, эта арка служила каким-то символическим порталом между временами: из отреставрированного и как нового предела мы вошли в резко контрастирующий потрепанный, неприглядный, с облезшими, покрытыми то ли плесенью, то ли паутиной стенами огромный приходской зал. Роспись на стенах была настолько потерта, что еле-еле угадывалась, а пустой, без единой иконы главный иконостас косился местами прогнившей, черной и отталкивающей рамой. Сквозь нее просматривалась и святая святых любого православного храма – алтарь, но и он был в точно таком же жутком состоянии, что и сам собор.

Повертев от неожиданности головами, мы собрались на выход, однако на нашем пути возникло непредвиденное препятствие: тот самый арочный портал загромождала та самая билетерша на троне. Уперев руки в боки, несмотря на свои небольшие габариты, она практически полностью перегородила выход. Только сейчас я увидел большой ячмень в ее правом глазу, практически полностью его закрывающий. Сей зловещий персонаж абсолютно не гармонировал со святым местом, в котором он возник, однако полностью подходил под антураж.

Убедившись, что наше внимание полностью приковано к ней, женщина прошла нам навстречу в зал и с какой-то неестественной улыбкой (вероятно, из-за скосившегося глаза) спросила:

- Посмотрели? Понравилось? – с каким-то подтекстом задала она нам вопрос, не обращаясь ни к кому конкретно.

- Тоскливо немного, - ответил папа.

- Мда, бывали тут и лучше времена, это есть. Так, малой, - протянула зловеще тетенька и резко повернулась ко мне, - поди-ка сюда!

Я несколько оторопел, не зная, как реагировать на такой поворот. Малым я себя в душе не считал, но спорить с дамой с ячменем под глазом мне было страшно. Видя мою растерянность, явно соскучившаяся по обществу билетерша продолжила:

- Загадку тебе загадаю. Отгадаешь, подарочек получишь.

Мне почему-то в виде подарочка представилось отравленное яблочко. Однако, судя по всему, родителей ситуация заинтриговала, и они не возражали против продолжения. Пришлось подойти к билетерше и выслушать условие загадки. Она не осталась на месте и, позвав всех за собой, направилась к боковой стене храма, где явно виднелась небольшая дверца. Наша небольшая компания отправилась следом, предусмотрительно пропустив меня вперед.

- Выйти отсюда можно только через эту дверь. Церковный служка твоих лет, при необходимости, открывал эти ворота одним простым движением. Отворишь ее, ваша взяла, а не отгадаешь загадку замка, так тут и останетесь, - произнесла смотрительница, словно заклинание, условие своей загадки. Вот, ведь, угораздило!

Все же, это была не дверь, а небольшие ворота. Створки были зафиксированы стандартным, на первый взгляд, засовом. Но в кажущейся простоте конструкции как раз и таился подвох. Ощутить себя средневековым служкой совсем не входило в мои планы, к тому же все взгляды были прикованы к моей сообразительности, отчего я и вовсе переволновался.

Надо было начинать с простого, хотя я нутром понимал, что первая попытка провалится. Я подошел к воротам и попробовал вынуть засов. Ноль. Засов стоял словно прибитый к воротам. В надежде, что первое усилие было слабым, дернул второй раз, посильнее. Ноль. Стало окончательно понятно, что засов просто так не вынимался. В конструкции была некая хитрость, фиксирующая засов в упорах и не позволяющая ему неподконтрольно выскочить.

Про подобные «фишки» в конструкциях древних замков я уже где-то слышал. Но то были всякие шкатулки и секретные шкафчики, а здесь-то – обычный дверной засов. Но, стало быть, не обычный. Абсолютно не представляя, в какую сторону мыслить, я обернулся за «помощью друга». Дружеские порывы были жестко пресечены одноглазой смотрительницей:

- Сам!

Что сам-то! Откуда мне знать, какими тут хитрыми движениями отворялся сей засов. Может быть и вовсе, служка тот был сыном местного столяра, который, как тот Левша, сделал суперсекретный засов, что никто, кроме него самого, и открыть-то не мог. Осознавая, что выгляжу я вовсе не Левшой, а совсем другим сказочным персонажем (дурачком, не могущим дверь открыть), я предпринял очередную попытку справиться с засовом. Уже было понятно, что надо было двигать его каким-то иным образом, отбросив интуицию, но включив креативность.

Тем временем, смотрительница подослала мне на помощь сестру. Вообще, она вела себя так, будто мы специально прибыли из Саратова, чтобы открыть ей эти боковые ворота. Пользы от сестры в этом деле тоже вышло не много, теперь мы вдвоем стояли и смотрели на эти ворота точно, как всем известное домашнее животное.

- Помните, выйти можно только тут, думайте, дети! Другого выхода нет!

Вот прицепилась! С другой стороны, в одиночестве проводя тут дни, на самом деле можно и вовсе «одичать» и, не стесняясь, загадывать подобные квесты случайным туристам.

В конце концов, у злой тетки кончилось терпение, наблюдая за нашей бестолковостью, и она дала небольшую подсказку. Так и есть, требовалось совершить абсолютно неестественное движение засовом, чтобы вывести его из стопора каким-то невидимым фиксатором, после чего он заболтался в распорках и поддался совсем легко. Ворота открылись! Ура, свобода! Честно, хотелось скорее убежать обратно в поля, подальше от этой билетерши. Но, эту идею пришлось отложить.

Пока мы возились с дверью, смотрительница нашла общий язык с мамой, они что-то бурно обсуждали, причем, абсолютно далекое от текущей ситуации. Вероятно, и секрет с дверью она подсказала, чтобы скорее отправиться с экскурсией дальше. Она предложила показать нам подвалы, куда редко кого пускают. Вот уж куда спускаться я отказался наотрез, выбираться из подвала, открывая секретные замки, охоты не было никакой. Дожидаться родителей из подвалов мы с сестрой вышли на улицу.

В итоге, из подземелья группа выбралась достаточно быстро, после чего билетер-экскурсовод провела родителям еще одну импровизированную экскурсию по территории монастыря. Мы с сестрой шли на достаточном удалении от нее, сгорая от желания убраться отсюда подальше. Билетерша нашла в маме родственную душу и все рассказывала и рассказывала ей о чем-то. В конце концов, они распрощались словно лучшие подруги, и мы отправились дальше в экспедицию по острову.

Остальные здания монастыря хоть и были сохранены, но были отданы под психиатрическую лечебницу. Пройдя без остановок ее территорию насквозь, мы попали на мехдвор. Слушайте, здесь прямо сейчас можно было устраивать музей раритетной отечественной автомобильной техники: два грузовика ЗИС, конечно, не первой свежести, и, вероятно, этой же марки абсолютно фантастическая пожарная машина. В Саратове таких точно не осталось. А эти, может быть, даже еще и на ходу, хотя ездить тут им совсем некуда. А чуть дальше стояла карета «скорой помощи» на базе ГАЗ-22. Скорее всего, не успев уехать до разлива водохранилища, автопарк так тут и остался.

Задержавшись у автомобильных раритетов и полюбовавшись, дальше мы пошли уже по дороге, и через несколько минут вышли ко второму свияжскому монастырю – Иоанно-Предтеченскому. И пусть его стены и строения не сохранились, зато устоял его главный храм – Собор во имя иконы Божией Матери Всех скорбящих Радость. Огромный, отчего видимый с любой точки острова, одиноко и гордо стоящий посреди окружающего упадка, он выглядел монументальным памятником былого величия. Сам Собор выполнен в псевдо-византийском стиле с большим числом надстроек и барабанов с полусферическими куполами. Пожалуй, с такой архитектурой я раньше не встречался. 

Несмотря на свою массивность и грандиозность, Собор удивительным образом не выглядел давящим. В отличие, скажем, от того же успенского собора на Соборной площади московского кремля. Архитектура собора настолько своеобразная и редко встречающаяся, что он с первого взгляда врезается в память и фиксируется в ней на долгие года, если не навсегда. Также, как Исаакиевский Собор в Питере: увидев однажды и ощутив на себе все его величие и мощь, забыть уже не получится.

Побывать в Свияжске и не зайти внутрь Скорбященского собора было непростительным упущением. Вход в него был открыт не через главные врата, а через боковой предел. Оттуда мы и попалив его главный зал. И вновь эта душераздирающая метаморфоза: внешние стены с влиянием прошедшей эпохи справились, внутреннее убранство нет. Облезшие и блеклые стены устремлялись ввысь, предоставляя мозгу самому дорисовывать поражающие воображение когда-то картины. Лишь в самом верху, в центральном и соседних куполах сохранилась роспись. Возможно, для будущих реставраторов она станет отправной точкой восстановления всей росписи собора. Однозначно, снаружи собор выглядел намного лучше, чем внутри.

Полной противоположностью грандиозного Собора была расположившаяся рядом с ним полностью деревянная Троицкая церковь. Когда мы покинули большой храм и направились к ней, то обнаружили, что нас там ждут. Совсем пожилой мужчина-кассир заметил нас еще на подходе и, справедливо полагая, что внутри собора мы не задержимся надолго, решил подождать нас, чтобы показать вверенный ему экспонат. Стоя, хитро прищурившись, у крылечка, он всем своим видом торопил нас прийти к нему в гости. Отказать с нашей стороны стало бы полным невежеством, мы приобрели билеты и отправились в его владения. Точнее, он сразу же сам нас туда и повел.

Вообще, создается полное впечатление, что мы единственные туристы на острове. Кроме нас и тоскующих в одиночестве музейных работников никого и нет, оттого они буквально кидаются на нас, издалека заприметив редкую возможность с кем-то да поговорить. Понять их можно, и в самом деле, сидя тут день-деньской совсем истосковаться можно.

Говор дядечки оказался тихим, протяжным и медлительным, казалось, он не говорил, а пропевал свой рассказ, а тембр и вовсе обладал успокаивающим и убаюкивающим эффектом. Тем не менее, рассказал он много и про саму церковь, и про Скорбященский собор, и про Свияжск в целом. Троицкая деревянная церковь, получается, самый старый храм Свияжска, сохранившийся чуть ли еще не со времен деревянной крепости.

Наступала пора возвращаться на пристань, время отправления неумолимо приближалось. Пожилой экскурсовод рассказал нам еще про разнообразные подарки, полученные церковью в разные времена, и отпустил восвояси.

Получается, мы обошли весь остров по кругу. Заключительный участок прошел по уже не грунтовой, а выложенной булыжником дороге среди остатков третьего монастыря, мимо памятника погибшим сельчанам в годы Великой Отечественной войны. К пристани дорога резко ныряла вниз, спускаясь к Волге по весьма крутому склону. Здесь нам попался первый встречный, им оказался оператор видеосалона с нашего теплохода. Узнав друг друга, поздоровались. Вот уж во истину, где еще встретиться, вероятно, он приплыл на очередной «ракете», оказавшись единственным вышедшим.

Наше крылатое «чудо техники» пребывало через десять минут и, мне кажется, его уже было видно спешащим к острову. К казанскому причалу мы подоспели аккурат к обеду на теплоходе. Один пункт сегодняшнего плана был удачно выполнен.

Развитие ситуации после обеда прошло, точно повторяя сценарий прошлого года. Оставаться до отправления на борту стало бы чересчур маетно, стоять нам в Казани еще полдня, но и сразу ехать в город мешала уже чувствовавшаяся усталость от утреннего марш-броска. Решение ненадолго отложили, взяв паузу на послеобеденный отдых.

Троим участникам нашей компании такая пауза пошла на пользу: сестра осталась в каюте, а мы втроем выбрались-таки в город. Перемежая трамвайные переезды с пешими участками, мы снова, как и в прошлом году, обошли центральные улицы Казани только немного в другой комбинации. Родители преследовали какой-то свой интерес, посещая выборочно магазины, моей же задачей максимум значилось разжиться новой моделькой КАМаЗ. Но либо маршрут мы выбрали ошибочный, либо планы наши изначально были нереальными, но ничего путного мы не нашли. Даже яблок на базаре. Последней надеждой выступал большой универмаг в районе железнодорожного вокзала, но и он не оправдала ничьих ожиданий. Ну, хоть трамваи сегодня были не переполненными, и на одном из них мы вернулись на пристань.

Здесь в уже проверенном киоске разжились «эскимо», и, решив полакомиться в уютных креслах на борту «Федина», забрались на теплоход. Вытащив сестру из каюты и расположившись на солнечной палубе, мы полностью сосредоточились на мороженом. Холодное и сладкое, оно стало наградой за активно проведенный день, сложившийся сегодня на редкость длинным и насыщенным на события и впечатления. Тонкая шоколадная броня «эскимо» грозила не выдержать вечернего тепла, отслоиться и упасть в самый неподходящий момент. Но получаемое удовольствие стоило уделяемой бдительности, «эскимо» было волшебным.

Вторым бортом еще днем к нам пришвартовался четырехпалубный «Александр Суворов», и сейчас на его солнечную палубу вышел пассажир и с какой-то темой вступил в диалог с родителями, мы же с сестрой, доев мороженое и пересев на правую сторону с видом на пристань, болтали друг с другом, пересказывая и вспоминая то ли эпизоды из фильмов, то ли из экскурсий. По берегу гуляли горожане, иногда останавливаясь и рассматривая наш теплоход. О чем у них шел разговор, нам, конечно, слышно не было, но, судя по жестикуляции, именно «Федин» подвергался бурному обсуждению.

Радиоузел запустил какую-то музыку, настраивая на романтический лад, и, глядя на гуляк с высоты солнечной палубы, в этот момент я вдруг остро, чуть ли не физически, ощутил приступ какой-то тоски от осознания скорого завершения круиза. Оставшиеся два дня пролетят незаметно, а так не хотелось, чтобы это путешествие заканчивалось. Аж до слез!

От глубокого погружения в сентиментальность меня спасло приглашение на ужин. Ресторан вернул в нужное русло пошатнувшийся душевный настрой: впереди еще целых два дня и целых три вечера с фильмами. Так-то определенно лучше! 

Перед «Новиковым-Прибоем» наблюдалось столпотворение: приехавшие с экскурсии группы туристов штурмом брали теплоход, причем тут были и пассажиры «Федина». По всей видимости наши суда отправлялись одновременно, а так как до отправления оставалось двадцать минут, толпа перед трапом вела себя несколько нервозно. Но, в конце концов, все благополучно успели загрузиться, никого не забыли, хотя трапы убирали практически одновременно с отправлением.

Синхронно отойдя от ульяновских причалов, мы с «Прибоем» выстроились в кильватер и отправились на юг. Интересно, дойдет он с нами до Саратова или развернется в Куйбышеве. Но готов поспорить, что шлюзы Жигулевской ГЭС будем проходить парой.

Обед порадовал вновь заграничными деликатесами: уже второй день нас угощали паштетами, джемами, маслом и плавлеными сырами в миниатюрных пластиковых контейнерах. Нечто подобное было в самом начале рейса, но потом как-то прекратилось, зато сейчас баловать нас стали каждый прием пищи.

Вторая половина дня прошла на палубе, в баре и снова на палубе: играли в «кости», ели мороженое и пили «пепси», снова играли. Смены локаций сопровождались «наворачиванием» кругов по палубам. Однозначно, компанией путешествовать намного интереснее – всегда есть с кем поделиться эмоциями и ощущениями, обсудить интересные моменты и яркие воспоминания. За такими диалогами и лицезрением постоянно меняющихся пейзажей за бортом течение времени перестает ощущаться, превращаясь в нескончаемый поток впечатлений.

Незаметно подкралось время ужина, а с ним и регион Жигулевских гор. «Федин» уверенно приближался к Куйбышеву, однако останавливаться там не собирался, приглашая полюбоваться его вечерним берегом с левого борта.

Пока поужинали, пока прошли шлюзы, как и предполагалось, вместе с «Новиковым-Прибоем», наступил совсем уже вечер. С Жигулевских гор наползла какая-то дымка, погрузив акваторию Волги в совсем уж непрозрачные сумерки. Таинственные и мрачно-величественные Жигули так и остались под покровом этой дымки скрытыми от любопытных глаз пассажиров теплохода. До Куйбышева было еще далеко, стало быть, можно потратить время на вечерний фильм, куда мы и поспешили отправиться.

Времени показа в этот раз не очень внятного боевика хватило, чтобы наш теплоход добрался до городских берегов. Куйбышев только-только начинался, когда ближе к одиннадцати вечера мы вновь очутились на палубе.

Ночной город, открывающийся с реки, совсем другой, нежели при свете дня. Таинственный и загадочный, он появляется и исчезает в ночи параллельным миром, манящим своей романтикой и напрягающим какой-то подсознательной тревогой одновременно. Не ориентируясь в прибрежной инфраструктуре Куйбышева, мы с интересом рассматривали проплываемый мимо город. Но начавшуюся набережную и здание речного вокзала мы узнали. Чуть дальше следовала хорошо светившаяся портовая зона, а после большой, не освещенный ни одним огоньком участок береговой линии, наверняка, был устьем реки Самары.

Где-то вдалеке от берега небо зловеще подсвечивалось переливающимися отблесками. Скорее всего, там функционировал огромный производственный факел. У нас в Саратове есть нечто подобное на нефтеперерабатывающем заводе. Я отправился на солнечную палубу, чтобы попытаться убедиться, если получится, в своем предположении. Вскоре, в очередном промежутке между деревьями, я его увидел – так и есть, гигантский, в разы больше саратовского, факел неожиданно появился посреди ночного неба и на мгновение буквально ослепил. Казалось, если прислушаться, можно было услышать его, наверняка, жуткий рев.

Еще через несколько минут Куйбышев окончательно остался позади, все вокруг стало черным и неразличимым. Настало время идти спать. 

В половине второго прибрежная тишина взорвалась фанфарами, «Горький» и «Пушкин» одновременно отчалили и отправились на север. Стало быть, теоретически, мы и не должны были бы с ними пересечься, так как начало нашей стоянки значилось в расписании в два часа дня.

В ожидании более уверенного тепла мы устроили легкоатлетические соревнования, заключающиеся в прыжках в длину. Начали с прыжков с разбега, но быстро пришли в негодность, уж больно тяжело было бегать по песку. Потом перешли к прыжкам с места. В конце концов, набегавшись и напрыгавшись мы стали готовы к тому, чтобы погрузиться в воду.

Берег оказался непривычно пологим. Я прошел пять метров, десять, но по-прежнему глубина была максимум по колено. Пятнадцать метров тоже особого не принесли результата, зато на следующих нескольких шагах песчаное дно под ногами резко оборвалось и меня подхватило течение, оказавшееся здесь весьма быстрым. На один мой гребок к берегу, меня сносило метра на три в сторону пристани. Однако.

К этому времени совсем распогодилось. Облака разбежались и солнце осталось в одиночестве, запустив оптимальный пляжный режим послеобеденной жары. Погода решила побаловать нас, создав все условия, чтобы покупаться и позагорать.

Поддавшись погоде, и другие туристы «Федина» стали выбираться на берег. Все чаще и чаще мимо нас проходили пассажиры нашего теплохода, вооруженные полотенцами и покрывалами. Вот уже и на нашем участке расположилась сначала одна компания, затем еще одна. За каких-то минут двадцать весь берег оказался занятым спешащими залезть в воду отдыхающими.

Отлично проведя время, в начале шестого мы стали собираться обратно на теплоход. Обратная дорога прошла привычно быстрее и, подойдя к пристани, обнаружилось, что команда теплохода устроила настоящую ярмарку: неподалеку от трапа были расставлены столы, сервированные самоварами, чашками и горами пирожков. Вот ведь, а у нас собой ни пакета, ни денег. Пляжный отдых никак не предполагал, что они могут нам понадобиться.

Пройдя мимо столов, решили, что зайдем в каюту и отправим добровольца с деньгами и пакетом за пирожками. Добровольцем в принудительном порядке был отправлен младший член нашей группы, а все остальные отправились ее ждать в баре.

По возвращении разведчика выяснилось, что ярмарка полностью бесплатная – сестра вернулась с пятью пирожками. Собственно, это и не ярмарка была, а ресторанная команда угощала всех желающих чаем с собственной выпечкой. Вот ведь, недотепы, могли бы, возвращаясь с пляжа, подкрепиться сдобным полдником.

С другой стороны, в баре на нашем столике к пирожкам «нарисовались» два кофе для родителей и четыре бутылочки «пепси» для нас с сестрой, что вряд ли могло материализоваться на берегу. Возникшая было идея отправить сестру за добавочными пирожками растаяла достаточно быстро: в окно бара было видно, что стилизованная ярмарка начала оперативно сворачиваться. В то же окно мы наблюдали и то, как к пристани подошел прогулочный катер типа «Москва» и, вобрав в себя большое количество наших югославов, куда-то уплыл. Наверно, пирожки предназначались больше для них в качестве сухого пайка на время вечерней экскурсии. А вот куда они отправились, для нас осталось загадкой.

Постепенно число посетителей бара росло, а музыка в нем становилась все громче. «Пепси» потихоньку заканчивалось, душа требовала добавки.

Бар теплохода, это отдельный самостоятельный и самодостаточный мир. Дверь в бар, словно портал в параллельную реальность. В 1990-м я был еще незнаком с крепкими напитками, но уже начинал представлять романтичность и необыкновенность этой обстановки. Реальность внутри радикально отличается от реальности снаружи: тут бесконечный праздник, а там необходимость собирать вещи.

Собственно, на ужин отправились прямо из бара. Теоретически, ужин должен был быть капитанским, но в путевой тетради ни слова про это не написано. Не думаю, что данная традиция не была еще распространена, я просто не придал этому формату должного внимания.

Багаж был собран к девяти вечера. На восемь рук в аккурат набралось восемь мест. Единогласно решили провести этот вечер в видеосалоне, где обещали показать нечто жизнеутверждающее в стиле «экшн». Когда еще получится посмотреть столько фильмов, сколько получилось в этом рейсе, представить было невозможно. 

С теплохода выходили одними из последних. Автобусы с югославами уже укатили, а местные, уже бывшие пассажиры теплохода, кто куда разбредались по широким просторам набережной.

Выйдя на берег, я снял с себя полувер, в котором был все это время на палубе, и, подхватив сумки, принялся догонять своих, которые уже отправились в сторону конечной остановки троллейбуса. На берегу, на контрасте с тем, что было на реке, утро было по-летнему теплым, даже несмотря на затянутость неба облаками. Группы встречающих, плотные у пристани, чем дальше мы отходили, тем становились реже, и вскоре мы уже двигались в полном одиночестве. В семь тридцать одну троллейбус номер два тронулся с конечной станции и повез нас домой.