В июне начало круизного сезона вновь было отложено, по крайней мере та замена, которую предложили мне, снова сорвалась. И так же, как и в апреле, я по-прежнему остался верен оператору и согласился с его новым предложением — пойти в круиз с хорошим дисконтом теперь уже в июле и бонусом получить выгоднейшую скидку на будущий осенний круиз, если в таковой соберусь. Как потом выяснилось, это оказалось очень мудрым выбором.

По условиям достигнутой сделки трехдневный майский круиз с чисто символической доплатой заменялся на пятидневный июльский. Отправляться мы должны были на красавце «Георгии Жукове» по маршруту Москва — Ярославль — Кострома — Углич — Москва. Правда, в окончательной версии расписания случились вынужденные перестановки: Ярославль заменился на Калязин, а вместо Углича был предложен Мышкин. Пускай так, зато сам факт круиза подтверждался.

Наконец наступило 12 июля 2020 года. Со всевозможными мерами предосторожности, в масках, в одноразовых перчатках и с антисептиками в карманах, мы прибыли на Северный речной вокзал, прошли ставший к тому моменту рутиной ежедневный замер температуры тела, заполнили всевозможные анкеты и погрузились на борт.

И несмотря ни на какие сложности и объективные препятствия, наш круиз таки состоялся. Такие нужные после предыдущих нервных месяцев потрясений и тревог, наполняющие позитивом эмоции и впечатления были получены. Зарядившиеся, взбодрившиеся и, что главное, незаболевшие, спустя неделю мы уже вернулись домой

В мае 24-го, спустя четыре года, «Антон Чехов» подарил нам вторую возможность пройти коротким пятидневным круизом по древним и красивейшим волжским городам. И если в первый раз я еще и понятия не имел, что займусь турагентским бизнесом, зачем-то начну придумывать названия круизным маршрутам и писать о них многостраничные отзывы, то сегодня приглашаю всех читателей ненадолго окунуться в мир речных путешествий и пройти вместе со мной пятидневным маршрутом «По кольцу по Золотому». 

Спустя несколько часов, в начале одиннадцатого утра, поезд прикатил нас с Ириной на Павелецкий вокзал столицы. Утро так и не распогодилось, разве что сплошная серость теперь разбавлялась редкими белесыми облачками, несущимися куда-то по своим делам. Умные часы показывали +3 градуса, по ощущениям было и того меньше.

Наш план на ближайшее время был предельно четок и прост — вкусно и плотно пообедать и к трем часам дня по зеленой ветке метро прибыть на Северный речной вокзал, откуда в половине шестого вечера мы отправлялись на новом для нас теплоходе «Антон Чехов» в пятидневный круиз по городам Золотого кольца. Нас ждали Углич, Ярославль и Кострома. Пусть маршрут и знакомый, но после долгой зимы уже не терпелось очутиться на борту лайнера и отправиться хоть куда, лишь бы поскорее погрузиться в атмосферу речного путешествия.

С пунктом первым отлично справился хорошо зарекомендовавший себя грузинский ресторанчик на минус третьем ярусе комплекса у Павелецкого вокзала. Гостим мы тут уже не впервые, гарантированно наслаждаясь вкусами и запахами кавказской кухни: хачапури по-аджарски, салат «Цезаридзе с креветками», хинкали, выбор которых из предлагаемого разнообразия то еще испытание, грузинский пури в комплекте с контрастными соусами, немного фирменной чачи для создания настроения начинающегося отпуска и, конечно же, небольшой кувшинчик колоритного чая. В этот раз таким стал чай по-имеретински с кизилом и земляникой. Ирина даже взяла себе еще небольшой десерт — заманчивое и соблазнительное сочетание шоколада и мороженого.

Подобный завтрак, плавно превращающийся в обед, стал после железнодорожного трансфера закономерным продолжением процесса плавного переключения мозга с заряженности на борьбу со стрессом рабочих будней на состояние неги и расслабленности формата речного круиза. Теперь можно было и выдвигаться к причалам.

На станции «Речной вокзал» пришлось достать из чемоданов свитера и теплые шапки: температура опустилась еще на один градус, а серое небо того и гляди могло треснуть и осыпаться на землю не то дождиком, не то и снежком. Однако данное обстоятельство никак не могло испортить настроение: образ уютной теплой каюты теплохода, ждущего нас в каких-то двадцати минутах пешего хода, позволял вообще забыть про погоду и сосредоточиться лишь на нетерпеливом сладостном ожидании.

Сумерки парка, тоннель под Ленинградским шоссе и знаковая композиция девушки с яхтой быстро остались позади. Подгоняемые интригой интерьеров «Антона Чехова», мы спешили к причалам, но у здания Северного речного вокзала пришлось немного задержаться — очень уж необычные здесь были инсталляции, подготовленные, видимо, к только что отгремевшему Дню Победы. Пришлось даже устроить спонтанную фотосессию — пройти, не сфотографировавшись под кроной белоснежной сирени, украшенной бантами из георгиевской ленты, было невозможно.

Нумерация причалов, если спускаться к пристани от вокзала, идет справа налево. Нам надо было двигаться к тринадцатому причалу, почти в самый конец причальной стенки, где, согласно расписанию, нас должен был ожидать «Чехов». Действительно, некая группа теплоходов, словно мерзнущих, отчего прижавшихся друг к другу, плотной кучкой виднелась вдали пристани, к ним мы и направились.

На «Чехове» нам бывать еще не случалось, даже с экскурсионным агентским осмотром. Теплоходов такого проекта на наших реках всего два, и их маршруты в основном сосредоточены в акваториях Верхней Волги и на линии Москва — Санкт-Петербург. Единственный собрат «Антона Чехова» — теплоход «Лев Толстой». В анонсах этой пары теплоходов одной из главных конструктивных особенностей выступает крытый бассейн на борту, и, как турагенту, мне было весьма любопытно увидеть и оценить всю функциональность данного решения.

«Чехов» стоял первым у причала, вторым бортом к нему был пришвартован «Максим Литвинов». Парочка хоть и расположилась у 13-го причала, но была даже не самой последней. За ней разместился «Илья Репин», еще один выпускник австрийских верфей. Судя по скоплению разношерстного люда рядом с ним, там тоже шла регистрация пассажиров.

Пульс участился по мере приближения к трапу. Конечно, такого трепета, как раньше, уже не бывает, вероятно, сказывается более частая круизная практика, но ожидание первого взгляда, первого знакомства с новым теплоходом всегда волнительно.

Часы показали 13:31, когда дежурный матрос помог нам взойти на трап и предупредительно открыл дверь. Небольшой порожек, шаг… и вся планета осталась где-то в другой реальности. Мы оказались внутри.

***

Этим же самым днем, 12 мая 2024 года, почти в тысяче километров от столицы, в небольшом удмуртском городке Можге, в одном из многоэтажных домов по улице Родниковой, с самого утра царил невообразимый переполох — Митька Кашин основательно собирался в первую в своей жизни командировку.

Точнее, в командировку по рабочим делам в Кострому ехала его мама, но Митька упросил ее взять его с собой. Тем паче что в Костроме жила мамина дальняя родственница, которая согласилась приютить путешественников на пару-тройку дней. Для Митьки же критически важным фактором отправиться вместе с мамой стал именно город назначения — Кострома.

Уже год прошел с того момента, как Митька впервые увидел большой пассажирский теплоход. Прошлой весной, когда Митька гостил у деда в деревне и ходил на рыбалку на Вятку, мимо мальчишки величаво проплыл красавец «Некрасов». Митька пришел в полный восторг и с тех пор просто «заболел» теплоходами. Он потратил многие часы, сидя в интернете в поиске всевозможной информации о речных лайнерах, их различиях и маршрутах, по которым ходят круизные суда. Параллельно пришлось углубиться и в географию, без нее никак нельзя было разобраться в хитросплетениях судоходных рек. Зато теперь он без труда мог на память рассказать, мимо каких больших городов пройдет корабль, следуя, например, из Москвы в Пермь.

Прознав, что мама едет в Кострому, Митька сразу смекнул, что в этом городе шанс еще раз встретить речной теплоход практически гарантирован. Причем, многие суда в Костроме еще и останавливались, стало быть, можно было не просто увидеть проплывающий мимо теплоход, а даже подойти и разглядеть его поближе, а если уж совсем повезет, то и дотронуться до него.

— А может быть, и в рубку капитанскую попаду! — подумал Митька и аж зажмурился от смелости пришедшей в голову идеи.

Где то место, куда мама ехала в командировку, где тот дом, в котором им предстояло провести две ночи, как далеко от этих мест до Волги — такие мысли в Митькину голову не приходили. Он почему-то был уверен, что в Костроме все близко и ему уж точно удастся убедить маму попасть с ним к причалам.

В поездку Митька собрался со всей тщательностью, часть вещей пришлось даже выгрузить. Вышел даже небольшой скандал по поводу бинокля, пускай отчасти и игрушечного, но Митька настоял, чтобы этот атрибут путешественника обязательно остался в багаже: шагающим вдоль причалов он видел себя исключительно с биноклем на шее.

Наконец папа привез их на вокзал, и ровно в 13:31 поезд робко дернулся и, ускоряясь, покатил Митьку навстречу мечте.  

Признаюсь, бассейн производил достаточно необычное впечатление: для того чтобы поплавать, он был все-таки мал, а вот чтобы освежиться жарким летним днем, возможно, самое то. Но так как в этот момент за окном было немногим больше нуля и сидели мы за уютным прозрачным столиком бара в теплых осенних куртках, то представлять себя в бассейне было совершенно нереально, отчего этот конструктивный элемент теплохода воспринимался скорее как оригинальное интерьерное решение, но никак не место проведения досуга.

Как выяснилось позже, в какие-то дни бассейн работал в течение всего дня, в какие-то — по определенным часам, режим работы указывался в ежедневной листовке, которую традиционно распространяли по вечерам по каждой каюте. В дневные часы тут могли проходить детские активные программы, а для взрослой аудитории — занятия с инструктором по аквааэробике.

С кормы шлюпочной палубы мы выбрались на солнечную. Часть палубы занимал большой конференц-зал, а на открытой площадке, затянутой специальным покрытием, разместились лежаки и кресла со столиками. Прекрасное место для принятия солнечных ванн знойными днями и наслаждения открывающимися непередаваемой красоты видами теплыми тихими вечерами. Скоро-скоро нам самим предстоит в этом убедиться.

Разве что дело за погодой, не мешало бы прибавить хотя бы с десяток градусов. Взгляд невольно устремился в серое, не по-весеннему тяжелое небо, скользнул вниз, отметив вдалеке мрачные зубья небоскребов Москва-Сити, пробежался по рябой и дрожащей, будто от холода, поверхности Химкинского водохранилища и уперся в одиноко стоящего у 16-го причала «Илью Репина».

На солнечной палубе осмотр «Чехова» был завершен. До отправления оставалось еще достаточно времени, и мы решили потратить его на прогулку по скверу Северного речного вокзала. Когда еще выпадет шанс вот так, без спешки и налегке, пройтись по его чистым и ухоженным дорожкам. Тем более что в этой части парка мы до сегодняшнего дня и вовсе еще никогда не хаживали.

Вернулись мы минут за сорок до отправления. За время нашего отсутствия сменился сосед у нашего теплохода — на месте «Максима Литвинова» вторым бортом к «Чехову» стоял… «Сергей Дягилев». Вероятно, пришел он недавно: на причал выходили пассажиры с чемоданами, у трапа мажорной мелодией их провожал знакомый нам по прошлогоднему осеннему круизу саксофонист, и тут же рядом на причале, спрятавшись под капюшоном и с кем-то разговаривая по телефону, прохаживался Юрий Михайлович, колоритный капитан «Дягилева».

Улучив паузу в рядах выходящих, мы проскользнули на борт. Ирина ушла внутрь, а я решил задержаться на борту. В голову невольно пришла мысль о некой символичности сложившегося момента.

Чуть более полугода назад, почти в самом конце навигации, заканчивалось наше очередное с Ириной речное путешествие. Тогда мы на «Сергее Дягилеве» поднялись маршрутом «По малым городам» по Волге из Нижнего Новгорода в Москву и в начале октября прибыли на четырнадцатый причал столичного Северного речного вокзала. Как сейчас помню, выдался шикарный, солнечный, не по-октябрьски теплый день, мы поприветствовали «Лавриненкова», пришвартованного у края причальной стенки там, где сейчас стоял «Илья Репин», плавно прошли вдоль его борта и подрулили к берегу сразу перед ним. Расположившись на борту средней палубы, мы наблюдали за швартовкой с нескрываемой грустью в глазах и нежеланием признавать, что скоротечный отпуск так быстро закончился.

Тук. Теплоход легонько коснулся пристани, вздрогнул и тут же замер, крепко притянутый к причалу толстыми, лоснящимися на солнце канатами. Матросы зафиксировали трап, и отдохнувшие круизеры под аккомпанемент пронзительных звуков саксофона не спеша потянулись на берег. И точно так же на берегу тогда провожал всех Юрий Михайлович, благодарил за составленную компанию и желал доброго пути.

И вот сегодня удивительный, невидимый, но реально осязаемый каким-то шестым чувством временной круг замкнулся. Я стоял на палубе «Чехова» ровно напротив того самого места «Дягилева», где был полгода назад. Просто удивительно, насколько любопытнейшие сюжеты иногда подбрасывает реальность. Про цикличность ее развития слышали многие, но случающиеся порой события железобетонными доводами доказывают данное утверждение.

«Пост принял! — протянув руку и коснувшись поручня стоящего рядом “Дягилева”, мысленно отрапортовал я сам себе и тут же уже вслух ответил: — Пост сдал!»

Тем временем по мере приближения минуты отправления активность в акватории Северного речного вокзала резко возросла. Только что пришел с севера четырехпалубный «Николай Карамзин», развернулся и сейчас медленно продвигался вдоль пристани, ожидая, видимо, нужного момента для швартовки. На некотором удалении также с севера подходили сразу два теплохода: название первого я уже мог прочитать, это был флагман московского пароходства «Александр Грин», а догонял его всегда безошибочно узнаваемый красавец «Мустай Карим». В трех причалах перед нами также наметилось какое-то движение — то и дело поднимал обороты двухцветный гигант, кто-то из четырехпалубного флота «Созвездия», о чем явственно говорили небольшие облачка копоти, вырывающиеся из его трубы. Скорее всего, с ним вместе мы пойдем вверх по каналу.

Через пару минут и на соседнем борту началась движуха. Свесившись через борт средней палубы, я наблюдал за старательной и суетливой, отчего не очень слаженной работой матросов «Сергея Дягилева». Совсем молодые, вероятно, только еще оканчивающие мореходные училища мальчишки закопались было с креплениями трапа, но справились, утащили металлический мостик к себе на борт, захлопнули створки и стали дожидаться главной команды.

Мимо уже прошел «Грин». Теперь, видимо, дожидались, чтобы фарватер освободил «Карим».

— Отдаем швартовы! — скрипучим голосом скомандовал динамик у соседей. Матросы резво скинули петли с кнехтов и быстренько возвратили нашей команде. Тремя уровнями выше наблюдавший с мостика эту же картину вахтенный офицер «Дягилева» удовлетворенно кивнул и скрылся в рулевой рубке. Четырехпалубный красавец едва заметно дрогнул, оттолкнулся и бесшумно начал плавное движение: общий шум акватории заглушил обычное в таких случаях шипение бурлящей воды под килем.

Настала очередь «Чехова» совершать маневры. Грянуло традиционное «Прощание славянки», волнительная дрожь пробежала по перилам палуб, по корпусу, передаваясь стоящим на палубах пассажирам. Теплоход пришел в движение, устремляясь в родную стихию.

В нескольких сотнях метров впереди, так и есть, параллельно с нами отшвартовался и двухцветный, на его место тут же устремился «Карамзин», а «Дягилев», отваливая чуть назад и провожая нас в путь, возвращался к причалу.

Круиз начался! Даже небо, казалось, просветлело и уже не было таким серым и безутешно грустным.

До традиционного приветственного бокала игристого, открывающего круизную развлекательную бортовую программу, оставался еще час, и я решил провести его на борту. Уходить внутрь не хотелось, хотелось дышать полной грудью, наслаждаясь движением теплохода, наблюдать за суетой и бешеным ритмом городского берега, постепенно впадая в дикий восторг, что на следующие пять дней ты попадешь в совершенно другой мир — мир речного круиза!

Первым осталось позади Ленинградское шоссе, чуть погодя над головой пронеслась и вечно шумная и никогда не останавливающаяся МКАД. Еще спустя несколько минут теплоход покинул акваторию речки Химки и пошел по каналу имени Москвы.

Этот участок канала идет до пригорода столицы, города Долгопрудного, и именно здесь незадолго до ужина мы как бы случайно (хотя весь жизненный опыт показывает, что случайности не случайны) разминулись с теплоходом… «Лев Толстой» — вторым после «Чехова» и последним из серии проекта Q-056. В 1978 и 1979 годах по заказу СССР австрийская верфь успела сделать только два судна этого проекта с бассейном на борту, впоследствии сосредоточившись на трехпалубной версии судна проекта Q-065.

Встреча с «Толстым» подтвердила мое предположение относительно более поздней конструкции кормовых зон ресторанов на средней и шлюпочной палубах «Чехова»: кормы аналогичных палуб на собрате были открытыми и доступными для прогулок пассажиров. В этом изначально теплоходы-близнецы отличались друг от друга принципиально.

Следом за «Толстым» встречным курсом прошла «Симфония севера», такая же двухцветная, как и наш попутчик, которого мы нагнали настолько, что можно было разобрать его название, — компанию нам составлял «Лебединое озеро». Мы уже давно привыкли, что в целях оптимизации затрат на прохождение шлюзов в канале, коих тут шесть, суда зачастую ходят парами. Стало быть, в паре с «Озером» мы будем идти как минимум до самой Дубны.

Клязьма, Вязь, Икша, Яхрома — воды всех эти речек с такими ласково звучащими именами, соединенные между собой рукотворными перемычками, вошли в единое русло канала имени Москвы. Всю ночь нам предстояло идти по каналу, и только к раннему утру ожидался выход в Волгу.  

Утром второго дня я проснулся от характерных толчков теплохода о береговую конструкцию, какие бывают только в шлюзах. Стало быть, «Чехов» только что закончил шлюзоваться и вот-вот отправится дальше. Я сверился с навигатором в смартфоне — геолокация определила нас в воротах шлюза № 2 канала имени Москвы, приблизительно в получасе хода от Волги.

Сон как рукой сняло — естественно, такой шанс проспать было бы грех. Часы показывали самое начало седьмого, когда я занял оптимальную позицию на борту для фиксации Ильича.

Небо по-прежнему прятало солнце сплошной серой ширмой из облаков, но та была уже не такой низкой и тоскливой. И хотя термометр на часах несколько напрягал, показывая температуру воздуха в ноль градусов, по ощущениям было даже теплее, чем вчера.

Утро выдалось тихим и непривычно спокойным. «Чехов» даже нельзя было сказать что шел, а совершенно бесшумно скользил по зеркалу канала. Впереди так же неслышно, как бумажный кораблик, двигался «Лебединое озеро».

Берег, казалось, еще спал. Свежая листва, только что вырвавшаяся из почек, словно оторопев от опустившейся прохлады, боялась пошевельнуться на берегу. Утреннее безмолвное оцепенение нарушалось лишь робким плеском малька у берега, в панике удирающего от голодного окуня, да редким одиноким криком какой-то возмущенной пернатой живности.

Несмотря на ранний час, я оказался не одинок, еще пара пассажиров составили мне компанию на носу шлюпочной палубы, вероятно также в ожидании Волги.

Канал постепенно заканчивался, вот уже прошли последнюю по нашему ходу технологическую заслонку, а сразу за ней паромную переправу: в отличие от пустынного Конаковского берега, со стороны Дубны уже набралось несколько автомобилей, терпеливо ожидающих нашего прохода. Дмитровское шоссе, тянущееся после Дмитрова по правому борту, круто отвернуло в сторону Дубны, высотки которой уже отчетливо были видны сквозь прорехи в деревьях, а сама береговая линия резко сузилась в длинную косу, в некотором отдалении на которой высоко взмывала серая башня Большого Волжского маяка. Когда-то, и ведь не так уж и давно, он был важной отметкой отечественной речной лоции, теперь же скорее артефакт, исполняющий роль местной колоритной достопримечательности.

На открывающейся сразу после маяка развилке «Озеро» стал резко забирать вправо, к Дубне. «Значит, вместе до Углича пойдем», — отметил я про себя и сосредоточился на береговой линии, где вот-вот должен был появиться памятник вождю.

В прошлом году, когда мы приходили в Дубну на «Дягилеве», в предлагаемую экскурсионную программу входило посещение этого архитектурного творения. В свое время здешний Ленин был очередной монументальной данью памяти отцу-основателю государства, хотя теперь он, на мой взгляд, стал скорее символическим мемориалом в честь тех многих строителей, что отдали свои жизни при строительстве канала. Много историй поведала нам тогда гид-экскурсовод про те времена, про грандиозную стройку, завершившуюся в рекордные сроки, про многие печальные судьбы участников тех событий.

Напротив Ленина когда-то был поставлен и Сталин. Безусловно, две гигантские фигуры по обоим берегам русла производили бы намного более яркое впечатление на проплывающих мимо пассажиров теплоходов, но в 1962-м безжалостным катком эпохи каменный Иосиф был снесен и безвозвратно разрушен.

А Ильич по-прежнему грозно и предупредительно возвышается над гладью реки. Кстати, это один из редких памятников, где великий вождь исполнен с прижатыми к телу руками. Связано это как с самой конструкцией фигуры — она собрана из заранее обточенных гранитных блоков, словно из скрепленных меж собой кубиков, — так и с ее геометрией, полностью сосредоточенной на достижении идеально выверенного местоположения центра тяжести монумента. Голова гигантской конструкции выполнена из цельного многотонного куска гранита. И чтобы поднять ее на высоту 25 метров, точно совместить и намертво прикрепить, у тех рабочих была одна-единственная попытка… Нам, сегодняшним туристам, просто невозможно полностью представить то неимоверное напряжение всех сил и натяжение всех нервов, коими сопровождалось и строительство памятника в частности, и строительство канала в целом. Это был самый настоящий человеческий подвиг!

Вместе с «Озером» мы вышли из канала, совершили крутой правый поворот и сразу же стали заходить в заключительный для нас, а по сути первый шлюз водной системы канала имени Москвы. Ильич уже не так грозно, а скорее одобрительно посмотрел нам вслед и скрылся за прибрежными деревьями.

Несколько удивительно, но перед самыми воротами шлюза грустил одинокий «Илья Репин», словно наказанный, пришвартованный к грубой бетонной стене. Мне показалось, что он и вовсе был без пассажиров, палубы его были абсолютно безлюдны, а окна носовых салонов плотно зашторены.

Как зашли в камеру шлюза, наш двухцветный попутчик прижался к левой стенке, мы, почти подперев его с кормы, встали у правой. Внимательно присмотревшись, можно было разглядеть его официантов, сервирующих столы к завтраку, но, что странно, на его палубах также было пустынно. Если бы я сейчас путешествовал на «Озере», то точно бы уже прохаживался там по средней палубе.

Вода в шлюзе стала отступать, и мы начали опускаться. В какой-то момент удалось поймать забавный кадр: словно приклеенный к верху ворот, оставшийся с той стороны «Репин» сверху вниз завистливо смотрел нам вслед.

Передние створки распахнулись, зажглись зеленые семафоры — путь в Волгу открыт. Заурчали, надавливая мощи, дизели «Озера», забурлило и вспенилось у него за кормой, нос оттолкнулся от стенки, и большой теплоход устремился прочь из узкой бетонной ванны. Спустя минуту «Чехов» также отцепился от подвижных шлюзовых рымов (поплавковых швартовых устройств, встроенных в стенки камеры, к которым швартуется судно и которые опускаются или поднимаются вместе с ним) и поспешил вслед за сине-белым коллегой.

Дубна начинается сразу после шлюза. Город к этой минуте уже проснулся: по относительно новому Дубненскому автомобильному мосту в обе сторона активно шныряли автомобили, а на начавшейся сразу за ним набережной можно было увидеть фанатов утренней пробежки, чередующихся такими же активными последователями здорового образа жизни на велосипедах.

Час спустя, перед самым завтраком, поравнялись с городом Кимры. Мелькнули над деревьями миниатюрные, словно игрушечные барабаны с золочеными маковками Вознесенской церкви, узкой полоской, едва различимой в бессолнечном небе тени, проплыл Савёловский мост. А чуть дальше в затоне здешнего порта остался позади с каждым годом все более ветшающий силуэт пассажирского судна.

Когда-то это был один из пятерки престижнейших круизных лайнеров СССР проекта Q-065 австрийской сборки «Валерий Брюсов». Но, в отличие от своих собратьев по верфи, бурные 90-е достойно пережить ему не удалось. Его близнец «Александр Грин» стал флагманом московского речного пароходства, «Демьян Бедный» и «Михаил Светлов» радуют туристов круизами по Лене, а «Брюсова», кое-как просуществовавшего в виде плавучей гостиницы на Москве-реке до середины 10-х годов, в 2017-м отбуксировали сюда и приковали к берегу в ожидании дальнейшего решения. С тех пор так он здесь и ржавеет, все безнадежнее приближаясь к списанию в металлолом. Безусловно, печальная картина.

Первая половина дня была полностью расписана мероприятиями на борту на все вкусы: открылся бассейн с занятиями по аквааэробике, в конференц-зале чередовались мастер-классы с показами документальных фильмов с рассказами о достопримечательностях волжских берегов, в баре проходили сольные концерты музыкантов артистической бригады круиза. Ирина вызвалась посетить какой-то урок по рукоделию, ну, а для таким сумасшедшим туристам, как я, готовым получать удовольствие от беспрерывного спектакля в исполнении волжских пейзажей, предлагались открытые палубы теплохода.

Незадолго до Калязина (его знаменитая гордо устремляющаяся из воды в небо колокольня уже вот-вот должна была появиться в зоне видимости) «Лебединое озеро» пропустил нас вперед, вероятнее всего, готовясь делать там остановку, и мы, теперь первым номером, ускорились по направлению к Угличу. 

Переделки коснулись не только парка, но вышли и далеко за его пределы. Теперь уже и Успенская площадь выглядела как-то иначе, ухоженнее, что ли, к тому же украсилась различными симпатичными инсталляциями, повторяющими сценки из жизни Углича дореволюционного. Пришлось потратить время на фотосессии то с богатой барышней с сундуком приданого, то с купеческой парочкой с собачонкой.

Вечером совсем распогодилось, и, казалось, сам прибрежный воздух располагал к неспешной прогулке, ну а территория Угличского кремля — самое душевное для таковой место. Туда мы и направились. Основные экскурсии уже, вероятно, закончились, потому как кремль был практически безлюден и убаюкивал своей безмятежностью и тишиной.

Бесспорно, Угличский кремль в сегодняшних реалиях не является таковым в прямом смысле слова. Можно с натяжкой провести некоторые параллели с Коломенским кремлем, но там, пусть и значительно утраченные, все же остались приличные по размерам участки могучих крепостных стен. Здесь же от них никакого следа, и представить этот совершенно небольшой по размерам, ухоженный и уютный сквер закованным в высокие деревянные стены с бойницами и с многочисленными сторожевыми башнями абсолютно нереально.

Пусть и без стен, но место это по-прежнему называется кремлем. И место это невероятной духовной силы. Не знаю, но на меня оно влияет именно так. Здесь каждое строение, будь то угрюмое и тяжелое здание Палаты удельных князей, или нарядная и праздничная, совершенно лубочная церковь Димитрия Царевича на Крови, или строгий и величественный Спасо-Преображенский собор, особенно торжественный в осеннюю золотую пору, генерируют свою особую энергетику; но все вместе эти потоки, сливаясь и усиливая друг друга, наполняют душу и тело мощным будоражащим зарядом энергии. Получасовая прогулка — и ты на эмоциональном подъеме, полон позитива и жажды жизни!

Вечер пролетел незаметно, настала пора возвращаться на теплоход. Ужин начинался в семь, и опоздать к нему никак не хотелось.

За время нашего отсутствия на пристани произошла смена «караула», вместо двух ушедших подошли два новых теплохода, в том числе и «Лебединое озеро», нагнавший нас и теперь стоявший третьим бортом рядом с «Чеховым». Не удивлюсь, если и в первой половине дня здесь побывало с десяток теплоходов. Вот уж воистину Углич можно считать одним из самых массово посещаемых круизными судами малых городов на Волге. 

Впервые название «Золотое кольцо» появилось в середине шестидесятых годов прошлого века. Придумал и использовал его в 1967 году журналист Юрий Александрович Бычков, проехав на автомобиле по старинным городам пяти областей центра России — Московской, Ярославской, Ивановской, Костромской и Владимирской.

Название прижилось и позднее закрепилось за туристическим маршрутом, включающим 8 городов: Ярославль, Кострому, Иваново, Суздаль, Владимир, Сергиев Посад, Переславль-Залесский и Ростов. Изначально круговому маршруту, в первую очередь автомобильному, позже все-таки присвоили символическую точку отсчета: в 2013 году в Ярославле был установлен памятный знак «Нулевой километр Золотого кольца».

Дискуссия о расширении числа городов Золотого кольца бурлит по настоящее время. Претендентов много, здесь и волжские Плёс и Тутаев, и окские Рязань и Касимов, и многие другие небольшие, но древние и с богатой историей города центральных регионов. Но официального включения в перечень добился пока лишь один Углич — в 2018 году ему было торжественно вручено свидетельство участника теперь уже национального туристического проекта Золотое кольцо России.

Как по мне, так вполне правильное решение. Может быть, по числу памятников Углич и уступает другим городам из списка, но по своей роли и значимости в судьбе и историческом пути самой России он занимает в этом ряду самое достойное место. И для тех путешественников, кто хочет познакомиться со всеми городами Золотого кольца, прикоснуться к истории, проникнуться трагизмом, важностью и величием происходящих в них когда-то событий, попасть в Углич будет прямой необходимостью.

И очень символичным было наше сегодняшнее отправление из Углича. В половине восьмого вечера под звуки бравурных маршей и лирических песен целая флотилия разномастных круизных теплоходов, отдав швартовы, стала разбегаться дальше по своим маршрутам. А провожал нас оставшийся в одиночестве у причала теплоход «Золотое кольцо». Глядя на его переливающийся сотнями золотых бликов в лучах будто специально в этот момент выглянувшего солнца корпус, пришла совершенно точная уверенность, что погода окончательно наладилась и впереди нас ждут три теплых и комфортных дня, наполненных яркими эмоциями и новыми впечатлениями.

К сожалению, ожидать от сегодняшнего вечера красочного заката — еще одного яркого действа, являющегося неотъемлемой спецификой речного круиза, — не стоило. Небо хоть и очищалось все больше от обрывков туч и облаков, на западе все еще плотно-плотно было затянуто.

В начинающихся сумерках прошли мимо стихийной стоянки любителей палаточного отдыха. Едва слышались звуки музыки, прерывисто долетающие до теплохода, плясало и романтично отражалось в зеркале воды пламя костра, разведенного на самом берегу Волги, дым которого, успев оторваться от угольков и подняться на несколько метров, скукоживался в небольшое синеватое облачко, зависшее тут же над берегом. Чуть в глубине в темноте сквозь частокол деревьев просматривалась бледным пятном палатка, чьи обитатели были сейчас заняты готовкой ужина.

— Не хочется вот так же, вечером, на берегу реки, с костерком да с шашлыком? — спросил я Ирину. Мы разместились на удобных креслах шлюпочной палубы и разглядывали вечерние берега.

— Нет. Комары там.

— Но ведь романтика же?

— Здесь, на палубе, ничуть не меньше романтики. Зато комфорта в разы больше!

— С этим не поспоришь.

В начале десятого слева по борту на берегу обозначился небольшой городок. По мере приближения даже в уже сгустившихся сумерках в нем легко угадывался Мышкин, причем больше не по ярко подсвечиваемому Успенскому собору, а по сине-белому корпусу прибрежной гостиницы «Мышк Инн», ставшей самостоятельной визитной карточкой города. Остановка в Мышкине будет на обратном пути, и на нее у нас тоже уже были сформированы конкретные коммерческие планы.

Кстати, Мышкин также входит в число претендентов на включение в список Золотого кольца России, и, кто знает, может быть, однажды он в него и войдет.

***

Поезд, везущий Митьку в столицу, прибывал на Казанский вокзал, а «Ласточка», на которой им предстояло добираться до Костромы, отправлялась с Ярославского. Так что часа, что разделял время прибытия и время отправления, вполне должно было хватить, чтобы добраться от одного вокзала до другого да купить что-нибудь съестное на завтрак и в дорогу.

Митька проспал вплоть до самого прибытия. В Москве до сегодняшнего дня он не бывал и ее, честно говоря, побаивался. Особенный трепет внушала ему столичная подземка: по сведениям друзей-мальчишек это был настоящий подземный город, расположившийся глубоко под поверхностью, в котором из-за огромного числа людей потеряться и заблудиться было плевым делом. Поэтому он облегченно выдохнул, когда узнал, что спускаться в метро у них с мамой нужды не будет.

Столица представлялась ему каким-то бесконечно огромным мегаполисом с высоченными небоскребами, миллионами людей и машин. Было одновременно и любопытно, и боязно очутиться, пусть и проездом, в этом чудо-городе. По этой причине, когда, выйдя на перрон, мама крепко взяла его за руку, он не спешил сопротивляться и вырываться.

Особенно когда спустя несколько минут ему во всем своем размахе открылась Комсомольская площадь. Выйдя из здания вокзала, больше похожего на кремлевскую дозорную башню, Митька повернул голову налево и замер в изумлении: перед глазами предстала одна из московских высоток — здание гостиницы «Ленинградской».

Митька обомлел, ноги слушаться перестали, а рот его сам собой открылся.

— Мама, смотри, какой дом! — воскликнул Кашин. — Подожди, подожди, я хочу его рассмотреть!

— Только быстро, у нас не так много времени, — ответила ему женщина, лишь ненадолго задержав взгляд на высотке, сосредоточившись на поиске места, где можно было перейти на другую сторону улицы.

С минуту Митька неподвижно глядел на громадное здание. Затем взгляд его захватил громоздкий тяжелый корпус «Внешэкономбанка», вздымающийся за «Ленинградской», от которого отвлек электропоезд, пронесшийся поперек площади по мосту. Только после этого он обратил внимание на плотный поток машин, движущихся сплошной рекой по дороге. Митька перехватил руку и теперь сам накрепко ухватился за ладонь мамы.

— Пойдем теперь. Купим что-нибудь перекусить в дорогу, да можно уже идти к следующему поезду.

Всю дорогу Митька крутил головой, озираясь по сторонам и пытаясь впитать в себя всю картину целиком. От количества и разнообразия машин начинала кружиться голова. Да, думал он, это на самом деле огромный город. Кто живет в этом огромном доме, и как им не страшно вообще там жить, куда же едут все эти автомобили?

Он не заметил, как они перешли улицу и снова скрылись внутри вокзального здания. «Ласточку» уже подали на посадку. И, прикупив по дороге какого-то фастфуда, они пошли занимать места. Спустя несколько минут скоростной поезд тронулся в путь, а Митька еще долго не отрывался от окна, наблюдал за проезжаемыми пейзажами и, каждый раз видя высотный дом, восхищенно оборачивался и указывал на него пальцем.

— Мам, Москва — это очень большой город! — резюмировал он, когда наконец-то городская застройка закончилась, и электричка, набрав скорость, побежала по зеленым просторам.

— Да, сынок, наша столица такая!

— Наверно, когда я вырасту, я сюда приеду еще раз, чтобы увидеть метро.

— Безусловно, так и будет.

В Кострому они добрались ближе к обеду. Весь оставшийся день, пока маме надо было решать свои производственные вопросы, Митька провел у ее родственников, вспоминая московское утро. 

Пришла мысль, что, возможно, включение Углича случилось после воздвижения «Нулевого километра», данный факт требовал дополнительного уточнения. Андрей Андреевич еще с пару минут покружился вокруг знака и собрался было уже выдвигаться на туристическую тропу, как разглядел недалеко небольшую тематическую фигурку медведя. Любопытство заставил его подойти поближе и разглядеть миниатюру.

Инсталляцией оказался небольшой Медведик Купец, по сюжету бойко торгующий неким съестным провиантом: были тут и связка баранок, и каравай, и несколько склянок со специями. Купец был одет прилично, пузат, солиден, даже в меру надменен, что подчеркивал стильный картуз, залихватски держащийся на одной лишь макушке. В лапе придерживал весомую мошну монет, как бы подтверждающую удачность нынешней торговли.

Зимину купец понравился. Тут же он выяснил, что фигурка такая в городе не одна, а целых пять, и в полной коллекции они составляют свой собственный туристический маршрут. Андрей Андреевич вспомнил Рязань, где в свою бытность он впервые столкнулся с подобным шуточным, но весьма увлекательным маршрутом-квестом. Тогда героями выступали симпатичные грибовички с глазами, но из-за ограниченности времени пребывания в городе всех их ему собрать не удалось.

— Вот ведь, как бы раньше знать про медвежат, — посетовал Зимин. Он уж подумал изменить планы и отправиться искать маленьких косолапых, однако, поразмыслив, решил-таки следовать первоначальному плану, допустив вероятность, что медвежья же тропа соберет и фигурки медвежат.

Виртуальный медведь, оставивший «позолоченные» следы, уходил в сторону Волги. По этим следам Зимин и решил ориентироваться. И уже достаточно быстро приспособился к интервалу между отпечатками, так что глаз его практически автоматически определял маршрут следования.

По Революционной следы вывели Зимина до Андропова, по которой он спустился до храма Спаса на Городу. К огромному счастью, Ярославлю удалось сохранить большое число своих православных храмов, и сегодня эта россыпь своеобразных, разноцветных и радующих глаз соборов и церквей одна из причин массового приезда туристов, не только соотечественников, но и иностранцев. Многие храмы внесены в список ЮНЕСКО.

Обойдя церковь Спаса и полюбовавшись богатым и ярким цветником на ее подворье, Зимин, следуя за медвежьими следами, отправился дальше по Которосльной набережной в сторону Стрелки.

Следующая большая остановка случилась у Андрея Андреевича на большой смотровой площадке у Успенского собора, там, где Которосльная набережная плавно переходит в Волжскую. С площадки открывался потрясающий вид на весь парк Стрелка, Волгу и южные районы Ярославля, раскинувшиеся на правом берегу реки Которосль. Белые плафоны фонарей, заметно контрастирующие с тяжелым и несколько мрачным на заднем плане храмовым комплексом в Коровниках, жемчужной россыпью весело освежали перспективу парка. Полноту романтического образа завершал пассажирский теплоход, медленно удаляющийся в сторону Костромы, чуть расплываясь в легкой туманной дымке, поднимающейся над Волгой. 

— Ах, какая красота! — Андрей Андреевич невольно глубоко вздохнул, развернулся и не спеша отправился дальше, теперь уже по верхнему ярусу Волжской набережной.

Снова дойдя до улицы Революционной, следы повернули в сторону Демидовского сада, дошли до одноименного столба, дальше нырнули к церкви Ильи Пророка, одной из главных визитных карточек Ярославля, а затем по Народному переулку снова вывели на набережную аккурат подле бывшего Губернаторского дома, где теперь располагался Ярославский художественный музей.

Здесь Зимин столкнулся с экскурсионной группой, которая явно, несмотря на ранний час, намеревалась попасть в музей. Андрей Андреевич вдруг как-то засомневался: хочет ли он продолжать идти медвежьей тропой или, возможно, попробовать посетить здешний музей. В недолгой борьбе аргументов победил профессиональный интерес, и Зимин направился к экскурсантам.

— Доброе утро! — обратился он к одной паре, задержавшейся за фотографированием видов со смотровой площадки и теперь нагонявшей своих спутников. — Скажите, пожалуйста, у вас будет экскурсия по музею?

— Да, — ответил мужчина в темно-синей осенней куртке.

— А как долго, не знаете?

— Час, полтора максимум. В одиннадцать нам уже надо возвращаться на теплоход.

— Премного благодарен. Буду пытаться напроситься вместе с вами.

В этот момент двери отворились изнутри, и вышедшая женщина, вероятно ведущая экскурсию гид, торжественно пригласила туристов войти. К своему большому удивлению и радости, Зимин узнал в ней свою коллегу:

— Ба, вот так встреча!

— Ой, Андрей, ты, что ли? Какими судьбами? Сто лет тебя не видела!

— Вот, не поверишь, шел мимо, увидел группу, подумал, вдруг получится тоже на экскурсию попасть!

— Ну, пойдем тогда, проведу тебя!

Пропустив людей, тяжелая дверь музея закрылась, набережная вновь опустела и, укутавшись в тишину расходящегося майского дня, до поры до времени задремала.

*** 

Сегодняшняя швартовка «Чехова» в Ярославле ставилась расписанием на семь тридцать утра. И сегодня мы решили не игнорировать экскурсионную программу — из трех вариантов выбрали ту, что предполагала посещение местного художественного музея.

Погода несказанно радовала — Ярославль встретил чистейшим нежно-голубым небом и ослепительно светящим, но почти не греющим солнцем. Но по нам, это всяко лучше жары и зноя — всего лишь одеться потеплее, да гуляй сколько сможешь. А осенняя форма одежды в круизе у нас всегда, хоть в мае, хоть в октябре, хоть в… июле.

Не успев высадить пассажиров на берег, «Чехов» отшвартовался и ушел на рейд бункероваться. На ближайшие три с половиной часа город оказывался в полном нашем распоряжении. Или мы в его, тут как посмотреть.

Как обещал анонс, наша программа состояла приблизительно из двух равных частей: сперва обзорная пешая экскурсия по историческому центру Ярославля, затем экскурсия по музею. Специально для нашей группы его обещали открыть сегодня раньше обычного, чтобы никто и ничто не отвлекало от максимального погружения в знакомство с его экспозицией.

Все-таки, несмотря на все перипетии и сложности, двадцатый год в некоторых областях привнес и позитивные нововведения. Одним из таковых стал аудиогид — переносная гарнитура, в разы облегчающая и ведение рассказа гиду, и восприятие информации группой. Одному не нужно все время говорить на пределе своего голоса, всем другим нет необходимости постоянно толпиться вокруг гида в опасении прослушать самую интересную и важную информацию.

Вот и сегодня во время пешеходной части маршрута, которой по большому счету мы уже не раз хаживали, идя чуть в отдалении от группы, мы успевали и фотографировать яркие образы еще не проснувшегося города, и фотографироваться сами на их фоне, и не упускать нить рассказа экскурсовода. В таком размеренном темпе мы обошли церковь Ильи Пророка (в этот раз большой акцент в рассказе гида делался на причудливые и порой совсем уж сказочные изразцы, в огромном количестве украшающие ее фасады), проследовали по непривычно совершенно безлюдному Демидовскому саду (ожидаемо, знаменитый киоск с трдельниками еще был закрыт), оказались немного раздосадованными все еще частично спрятанным за строительными конструкциями могучим Успенским собором (каждый наш приезд в Ярославль какая-то его часть постоянно на ремонте) и, наконец, к половине десятого вернулись к художественному музею.

В какой-то момент, совсем перед тем, как нам согласовали осмотр экспозиции, перекинулись парой фраз с одиноким дядечкой, скорее всего также туристом, проявившим желание вместе с нами попасть внутрь музея. Однако после того как обнаружилось, что он и наш гид были, судя по всему, хорошими знакомыми, возникло предположение, что он вовсе не турист, а кто-то из местных. По крайней мере, на осмотр он прошел вместе с нами, а к каким-то картинам проявлял недюжинный интерес.

От того, что попали в музей мы еще до открытия, в залах была только наша группа и вся экскурсионная программа была сосредоточена исключительно на нашей компании. За чуть более часа нам показали и рассказали ровно столько, сколько было запланировано, и ближе к одиннадцати мы уже были свободны. Времени, собственно, оставалось впритык дойти до теплохода — отправлялись мы в половине двенадцатого. «Чехова» на рейде уже не было, стало быть, теперь он стоял у причала, ожидая своих пассажиров. К нему мы и поспешили. 

Вдоволь покривлявшись рядом с толстой купчихой, двинулись дальше. Мама обещала Митьке во что бы то ни стало обязательно сегодня попасть на берег Волги, и теперь, сверившись с мазайским маршрутом, решено было обойти торговые ряды по периметру и дойти до Советской площади, чтобы сначала найти там зайца-чиновника, от него добраться до поворота на Чайковского, где их должен был ожидать заяц-трактирщик, и по ней уже спуститься мимо зайчихи-гимназистки на набережную.

Заяц-чиновник не произвел большого впечатления, слишком строгим он показался, а вот трактирщик порадовал. Мальчишки признали его как Ивана Иваныча, весельчака, знающего бесконечное количество анекдотов, и наделили добрым характером. Найти какое-либо обоснование таким умозаключениям было делом скучным, отчего все дружно приняли на веру, что трактирщик Иван Иваныч — истинный добряк и тот еще задира.

Пошел пятый час вечера, когда компания наконец выбралась на улицу Чайковского. Сначала пологая, но чем дальше, тем все сильнее улица начинала спускаться, увлекая искателей-путешественников к берегу Волги. Митька так увлекся охотой на зайцев, что почти забыл про главную свою сегодняшнюю цель — увидеть теплоход. Но вот среди плотной зелени деревьев вдали что-то зарябило, заголубело. «Вода? Река!» — искрой полыхнула догадка. Поиски очередного косого отошли на второй план, и Кашин стал внимательнее всматриваться в даль.

Когда они спустились по крутому взвозу еще метров на пятьдесят, деревья поредели, и Волга стала просматриваться более широко. Внезапно Митькин взгляд остановился на большой белой стене не то дома, не то… Кашин замер.

— Мама, теплоход! Смотри, теплоход! Мама, пойдем скорее туда!

Сердце мальчишки бешено забилось, он, как никогда, оказался близок к своей мечте. Взор его был устремлен к самому берегу, к сверкающему белизной корпусу теплохода, стоящему у пристани. Боясь потерять его из виду, он забыл смотреть по сторонам, в какой-то момент так неудачно лавируя между идущими навстречу людьми, что со всей силы наступил на ногу какому-то мужчине. Он смутился, заволновался, забыл, что надо извиниться, а когда вспомнил, оказалось уже поздно. Этот конфуз немного вернул Митьку в реальность, и дальше он пошел уже внимательнее.

Большой четырехпалубный теплоход одиноко стоял у пристани. Митька остановился, ошеломленный зрелищем. В отличие от прошлогоднего, этот был намного больше и весь белый. Митька спросил у мамы разрешения пойти посмотреть теплоход поближе и, не дожидаясь ответа, сначала пошел, все ускоряя шаг, затем и вовсе побежал.

Шагах в десяти от трапа он остановился. Борт теплохода, как крепостная стена, возвышался над ним, закрывая полнеба. Взгляд его то поднимался к мостику, то устремлялся на самую корму в тщетных попытках оценить истинные размеры гиганта и в конце концов сосредоточился на двух мужчинах в форме, стоящих на палубе у трапа и что-то обсуждающих.

Митька сделал шаг. Он сам толком не понимал, что же теперь ему делать дальше. Мечта сбылась, теплоход он увидел, правда совсем другой, но этот даже лучше. Он обернулся — мама была в поле зрения и неспешно подходила к пристани.

Кашин еще сразу на два шага приблизился к трапу и снова остановился. Один из мужчин на борту, явно старше второго и в темно-синем кителе, обернулся, посмотрел на Митьку и спросил:

— Здорово, малой, ты чьих будешь?

Митька остолбенел, обескураженный вопросом, и совершенно невпопад ответил:

— А вы капитан?

— Нет, а тебе прямо вот именно капитан нужен?

— Да. — Митька сам поразился своей смелости.

— А позволь спросить, зачем же такому юному человеку нужен сам капитан?

— Я сам очень хочу стать капитаном и хотел спросить, тяжело это или не очень.

Офицер задумался ненадолго, а затем ответил:

— Когда любишь свое дело, то любая работа, даже самая сложная, тебе будет по силам.

Митька тоже взял короткую паузу на ответ и выдал:

— Я думаю, что буду любить быть капитаном!

— Тогда обязательно справишься.

Тут подошла мама Кашина, поздоровалась и обратилась к сыну:

— Ну, посмотрел?

— Нет, еще немного, — ответил Митька, сделал еще шаг к трапу и спросил у офицера: — А можно дотронуться?

— До чего?

— До корабля.

— Нет, с берега нельзя, таковы правила. Но, — продолжил он, увидев такое сильное разочарование на лице пацана, что, казалось, тот сейчас расплачется, — можно так: я сейчас выйду, возьму тебя за руку, мы вместе перейдем по трапу, и ты немного постоишь на палубе.

С этими словами офицер перешел на берег и протянул Митьке руку. 

Кашин не поверил своему счастью. Он оглянулся на маму, дрожащей рукой взял офицера за большую шершавую ладонь и следом за ним ступил на деревянный настил трапа. На дрожащих ногах, придерживаясь свободной рукой за поручень, он перешел короткий мостик и оказался на палубе теплохода.

Надо было срочно приходить в себя, чтобы за отведенное время все успеть сделать! Но что это «всё», Митька никак не мог сам для себя решить. Он обернулся и первым делом положил ладошку на корпус теплохода. Ощутил прохладу, идущую из глубины металла, и следующим делом обеими руками оперся о деревянные перила борта. Тут же внимание его привлек суровый и грубый трос, который крепко-накрепко держал теплоход у причала. Наконец, взгляд его упал на большой красный спасательный круг, висевший в специальной обойме. Митька пощупал руками и его и теперь, абсолютно счастливый, просто стоял у трапа, глядя на берег.

— Митя, все, пора и честь знать. Говори спасибо, довольно людей отвлекать. — Голос мамы вернул Митьку в реальность.

— Доволен? — спросил его офицер.

— Очень!

— Тогда давай руку и пошли обратно на берег.

— Спасибо большое, товарищ командир! — отчеканил Митька, очутившись на причале. — Теперь я точно стану капитаном!

— Как пожелаешь, малой, — ответил ему офицер, — все в твоих руках!

Митька взял маму за руку и рассеянно пошел рядом с ней, весь погруженный в собственные мысли и мечты. И пока они не ушли с набережной, он всю дорогу изредка оборачивался, ища и находя, покуда это было возможным, взглядом большой белоснежный корабль.

Совсем вечером, уже лежа перед сном в кровати, Митька все вспоминал сегодняшний день и свой нежданный визит на теплоход. «Наверно, — думал Кашин, — дяденька этот был капитаном, а мне специально не сказал, чтобы я лишних вопросов не задавал. Ведь капитан самый главный, и только он может разрешить пройти кому-то на борт! А меня он сам провел! Ух ты, вот здорово! Теперь всем в школе расскажу, что я за руку с капитаном здоровался и он меня на корабль провел!»

Дальше Кашин увлекся мыслями, где может немного приврать, чтобы вызвать максимальную зависть однокашников, и дофантазировал до того, что ему разрешили крутить штурвал. Тут он и сам понял, что этому уж точно не поверят, и, немного раздосадованный, вернулся к самому началу сочиняемой легенды. На том процессе его и сморил глубокий и сладкий сон. 

Устроив целую фотосессию с первым «отловленным» зайцем, мы выдвинулись дальше. По логике маршрута следующим нас ждал заяц-трактирщик, спрятавшийся на перекрестке улиц Чайковского и Советской. Теоретически аллея, тянущаяся от ротонды вверх по склону сквозь сквер, должна была привести нас прямо к нему. По ней мы и направились неспешной походкой, по какой всегда и безошибочно в любом городе можно узнать праздно шатающегося любопытного туриста. В какой-то момент, сосредоточившись на созерцании небесного цвета комплекса Богоявленского собора, я, вероятно, отклонился от нужной траектории и угодил прямиком под встречный поток пешеходов: кто-то, кого я и заметить-то не успел, с такой прытью отдавил мне правую ногу, что невольно потемнело в глазах. Скомканно извинившись, собственно, даже не поняв, перед кем, какое-то время пришлось прихрамывать, возвращая структуру пальцев на ноге в физиологически оправданное положение.

Заяц-трактирщик определенно порадовал. Он расположился на фонарном столбе на высоте человеческого роста за импровизированным прилавком, где разместились чайник (скорее всего, с самогоном), пара разнокалиберных бутылей с сомнительным содержанием и блюдо с закуской. Одет заяц был в модный по тому времени пиджак в полоску, в верхнем нагрудном кармане которого, судя по убегающей туда цепочке, угадывались пижонские карманные часы. Опять же, пришлось потратить немного времени, чтобы во всех ракурсах сфотографировать этого экстравагантного костромича, и как раз в этот момент у нас случился прелюбопытнейший диалог с другим, не менее колоритным горожанином.

— П-п-простите, вот можно вас спросить? — неожиданно раздался вопрос, пока мы были увлечены изучением деталей фигуры на столбе.

Вопрос исходил от мужчины невысокого роста, трудно определяемого возраста и несколько потрепанной жизнью внешности: полосатая рубашка с задранным воротником и выскочившая из-под ремня брюк никак не вязалась со строгим пиджаком, застегнутым согласно принятому этикету только на одну верхнюю пуговицу. Помимо внешности, удивителен был взгляд данного персонажа, в глазах его, глубоко спрятанных под лохматыми бровями, поблескивало совершенно искреннее любопытство, схожее, однако, с какой-то лукавой хитрецой. Подойдя ближе, он затараторил:

¬— Молодые люди, п-п-простите еще раз, в-в-вот я очень интересуюсь, стало быть, никак не могу в-в-взять в толк, может быть, вы мне разъясните, в-в-вот почему у него рога, а?

Вот уж какого вопроса нам с Ириной было бы труднее всего от него ожидать, то вот именно такого. Причем его удивление было таким естественным, что мы даже как-то опешили и на какое-то время даже растерялись с ответом.

— В-в-вот он кто получается? Черт, что ли? Раз у него рога, в-в-вот я никак не пойму, зачем здесь черт, вот в-в-вы мне разъясните, пожалуйста, этот вопрос.

— Но почему же черт-то, — первой пришла в себя Ирина. — Это заяц!

— Заяц!? — воскликнул дядечка и, казалось, готов был упасть, ошеломленный этой новостью.

— Заяц, — подключился я, — а это у него не рога, а уши такие длинные.

— Заяц! — оторопевший ненадолго горожанин вплотную подвинулся к трактирщику и почти в упор уставился на его фигурку. — Ах, окаянный! Эх, а я-то думал, ну в-в-вот почему у него рога-то?! А это ж заяц! Вот в-в-ведь, ай-ай-ай, так это уши у него, а я-то…

И хотелось рассмеяться, да как-то неловко, по всему было видно, что дядька абсолютно взаправду глубоко удивлен данным открытием.

— Так, а это у него что такое? В-в-вот это у него чайник рядом? Удивительно, заяц с чайником, что-то опять непонятно, как же так-то, а вот тогда почему у него чайник?

— Так то заяц-то не обычный, то заяц-трактирщик, — пояснил я.

— Как? — переспросил мужичок, переходя на полушепот, — т-т-трактирщик?

Эта подробность ввела нашего собеседника в окончательный ступор. Он уставился на зайца, словно на диво дивное, пораженный до глубины души. Беспокоить больше мы его не решились и отправились за следующей фигуркой.

Которой оказался заяц-чиновник, разместившийся на одном из столбов в сквере на Советской площади. Строгий и серьезный образ был будто бы срисован с какого-то митинга — в длинном кожаном плаще, с книжкой под мышкой да с указующим перстом, он, явно апеллируя к высоким материям, убеждал костромичей и гостей города в важности происходящих событий.  

Следующие два персонажа — пожарный и фонарщик — разместились чуть в стороне от центра. Первого логично следовало искать рядом с водоемом, и таковым оказался пруд Шаговский в Марьином сквере, второй зажигал (а может, и тушил) фонари на проспекте Мира. Эти два зайца выглядели пока наиболее детализированными из всех найденных. Пожарный в служебной робе, опоясанной ремнем с широкой медной бляхой, с топором в лапе и шикарной стальной каске. А заяц-фонарщик, в фартуке и помятой фуражке, и вовсе словно замер, поднимающийся по приставной лестнице к уличному фонарю.

Чем больше зайцев мы находили, тем более успешной становилась в наших глазах вся эта задумка с маршрутом-квестом. Будете в Костроме, обязательно найдите время собрать мазайских зайцев — это очень увлекательный процесс.

После зайца-фонарщика мы решили немного прерваться и добраться до нужного нам сувенирного магазина: по улице Князева мы добрались до Пятницкой, а та в свою очередь довела нас до Симановского. Дальше наш путь лежал вдоль невысокой беленой стены знаменитого Богоявленско-Анастасиина монастыря до главного входа в Богоявленский собор, аккурат напротив которого и расположилась ремесленная лавка — цель нашего сегодняшнего похода.

Знакомый магазинчик полностью оправдал наши надежды: обменяв несколько тысяч наличных на целый набор всяких съедобных, сыпучих и булькающих (себя побаловать на борту да родственникам в подарок привезти) да льняных сувениров, мы отправились продолжать искать ушастые фигурки.

К этому моменту половина была собрана, оставалось еще пять. Для начала нам надо было вернуться на Сусанинскую площадь, и та же улица Симановского, яркий и красивый образчик городской архитектуры Костромы дореволюционной, с успехом справилась с этой задачей, выведя нас самым коротким путем прямо к зданию пожарной каланчи.

В сквере Сусанина был найден заяц-сыровар, а чуть поодаль — зайчиха-купчиха. Сыр костромской — один из главных губернских брендов — известен на всю Россию, так что заяц — сыродельных дел мастер по-любому обязан был войти в десятку избранных. А здешние торговые ряды — не просто известный памятник архитектуры, а по сию пору действующий торговый центр — по определению не могли остаться без своего зайца-хранителя. Ну а кто еще больший завсегдатай подобных мест, если не купец (в данном случае купчиха)? Стало быть, получите очередного персонажа!

А вот следующий типаж нас заинтриговал. По описанию, это был заяц-зимогор. Если предыдущие зайцы представляли собой образы, хорошо знакомые и понятные, свойственные чуть ли не каждому городу, то с понятием «зимогор» мы как-то раньше не сталкивались. Изначально зимогорами называли крестьян, которые из деревень приходили на заработки в город, но, как это нередко бывает в жизни, не всем из них удавалось заработать, и некоторые, не имея даже возможности вернуться домой, оставались в городе зимовать без каких-либо средств, опускаясь на самое дно социальной лестницы и промышляя себе на жизнь способами, весьма опасными для горожан. Селились они обычно ближе к реке, готовые браться за любую, пусть даже самую неблагодарную, работу. Так, со временем, зимогор стал постепенно окрашиваться в несколько негативные краски, ассоциируясь с беднотой.

У найденного же нами зимогора-зайца дела явно задались, денежку за зиму он, видимо, «поднял» хорошую и теперь в шерстяном камзоле и новой кепке мирно спал на лавочке в скверике на Молочной горе, лихо заломив лапу под голову. Просто красавчик!

Оставив зимогора досыпать, мы, миновав статусные обелиски Московской заставы, спустились прямиком к волжскому берегу и чуть правее «Старой пристани», яркого и стильного дебаркадера, оборудованного под престижный ныне ресторан, на одном из столбиков парапета «поймали» очередного, девятого по счету, мазайского зайца.

Им оказался стройный, подтянутый, в новехоньком кителе и офицерской фуражке заяц-моряк. По мощному биноклю, висящему на шее, большой карте, разложенной в руках, кортику (хотя скорее сабле) и добротным густым усам я бы скорее назвал его зайцем-капитаном. С таким шутки плохи, настоящий морской волк (прошу прощения за каламбур)!

Уже порядком уставшие, но абсолютно довольные сегодняшней насыщенной и содержательной прогулкой, мы вернулись на прибрежную улицу 1 Мая и повернули в сторону Волжского моста по направлению к причалам. У нас оставалось чуть меньше часа до отправления и один заяц, который должен был встретиться нам как раз по пути к теплоходу.

Заключительная фигурка, зайчиха — благородная дама, попалась нам в тени булыжной мостовой поднимающейся от берега к памятнику Ленину. Изящная и стройная зайчиха в элегантном платье, шляпке и с раскрытым зонтиком в компании зайчишки-подростка сделала нашу коллекцию мазайских зайцев полностью собранной.

В семь вечера нас уже могли наблюдать на средней палубе «Антона Чехова». Оставшиеся полчаса до ужина, начало которого совпадало с отправлением, мы решили провести на воздухе, растянувшись в удобных бортовых креслах и любуясь видами костромского берега. И погода, и утомленность тела располагали к спокойному и безмятежному отдыху.  

Раньше, чем сам Мышкин, в глаза бросился «Мустай Карим», ярким пятном выделяющийся в ласкающем взгляд зелено-голубом пейзаже. Флагман пришел заметно раньше и теперь одиноко скучал без своих туристов у городской пристани. К нему вторым бортом мы и подошли. Мозг сам собой сымпровизировал небольшую рифму:

Борта толкнулись друг о друга и замерли, сцепившись мертвой хваткой, стянутые толстыми канатами. Мышкин, встречай, мы идем!

Пропетляв сквозь ряды пассажиров, увлеченных разыгрываемым прямо на причале перед каждым теплоходом театрализованным мини-представлением, мы отправились в глубь городка. Сегодня мы снова проигнорировали экскурсионные предложения, решив потратить время на собственную программу. Как и в Костроме, благодаря многочисленным заходам в этот милый волжский городок, у нас здесь был запримечен небольшой магазинчик, гарантированно радующий нас обновками гардероба. Приобретение здесь льняных изделий, памятных с одной стороны, но и весьма практичных с другой, вошло уже в добрую традицию.

Часом позже, запасшись покупками, мы решили пройтись вдоль волжского берега по Никольской улице в поисках еще одного прикладного сувенира. Днем ранее случайно запримеченный и купленный в одной из сувенирных палаток Ярославля значок с гербом города очень удачно пристроился на нашем новом походно-круизном рюкзаке. Молниеносно нам обоим пришла в голову идея превратить скучный и однотонный фасад рюкзака в яркую и самобытную (часто, кстати, встречающуюся у тревел-блогеров) витрину путешествий. Составленную как раз из подобных значков.

Кострома с этой точки зрения подвела, причем, не из-за того, что не было значков, а по большей части от того, что, увлекшись поисками мазайских зайцев, мы напрочь забыли об этой нашей новой сувенирной задумке. И вот теперь, в Мышкине, мы планировали наверстать упущенное.

На Никольской улице магазинов с сувенирами оказалось превеликое множество, но именно того, что был нам необходимо, мы и не обнаружили. Значки, правда, мы купили, но немного иного направления, и украсили мы ими уже не рюкзак, а наши походные туристические кепки, тоже, знаете ли, вполне себе витрины. Теперь к моему значку из Дубны на затылке прибавился «бронзовый» герб СССР, а у Ирины появился стильный мышкинский котяра — повелитель мышей. Слушайте, украшать значками кепку оказалось не менее увлекательной затеей, чем рюкзак, так что, думаю, года за два-три наши кепки можно будет уже смело приравнивать к музейным экспонатам и изучать по ним географию круизных стоянок. 

Продвигаясь дальше по Никольской, нечаянно повстречались с дюже экстравагантным представителем местного населения. Уже изрядно измученного в столь утренний час здешним «нарзаном», его тянуло поговорить хоть с кем-то о высоких материях.

— Доброго здравия вам, гости нашего города! — приветствовал нас мышкинец.

— И вам не хворать! — я взял на себя ведение нежданно случившегося диалога.

— Откудова будете быть, разрешите узнать?

— Стало быть, из Саратова!

— Ах, Саратов! Бывал-бывал, очень, очень красивый город! — постарался учтиво продолжить разговор местный пролетариат голосом, каким более уместно звучал бы вопрос: «Саратов? А это где?» И, видя, что мы не прониклись комплиментом и вот-вот уже готовы исчезнуть из поля зрения несчастного, собрав все свои силы в кулак, воскликнул: — Не дайте погибнуть, люди, хоть сто рублей для спасения души!

И смех и грех, но очень уж поэтично прозвучала эта просьба помочь похмелиться. Пришлось оправдаться, что по стечению обстоятельств наличных не оказалось с собой, и, хотя это была чистая правда, по всему было видно, что огорченный гражданин никоим образом этому не поверил.

По Никольской мы вышли к теперь уже мышкинской ротонде. Таким образом, Мышкин пополнил список волжских городов, чья набережная украшена подобным архитектурным элементом. Правда, в отличие от предыдущих своих коллег, здешняя ротонда была шире в диаметре, отчего число поддерживающих колонн было заметно больше.

Вид на Волгу открывался из нее просто умопомрачительный. Совсем распогодилось, и солнце на абсолютно безоблачном небе сполна одаривало теплом и светом. Противоположный берег отливал глубоким, насыщенным зеленым, отделяя от голубого небосвода ярко-синюю ленту реки, а робкий и чуть стеснительный склон мышкинской набережной, покрытый ярко-салатовым ковром недавно вылезшего газона, пестрел тысячами желтых пятнышек греющихся и лоснящихся под солнцем одуванчиков. Так бы и рисовать такую удивительную и умиротворяющую картину!

Обратной дорогой прошли через здешний мемориал Победы до улицы Карла Либкнехта и по ней уже повернули обратно в сторону пристани. Именно с нее получилось взять такой удачный ракурс на главный храм Мышкина — собор Успения Пресвятой Богородицы. Собор также является настоящей визитной карточкой Мышкина, и по одному ему проплывающие на теплоходах туристы безошибочно узнают этот волжский городок.

Три часа пролетели незаметно, к полудню все пассажиры «Чехова» уже собрались на борту, и точно по расписанию наш теплоход снова отправился в речное путешествие. Остановок больше у нас на маршруте не предвидится вплоть до завтрашнего обеденного завершения круиза у Северного речного вокзала столицы. Короткий пятидневный отпуск плавно подходил к завершению.

Но впереди были еще целые сутки. И за это время нам предстояли капитанский ужин, торжественное вручение нашего традиционного подарка команде теплохода и целых двадцать четыре часа впечатлений и бесконечно позитивных эмоций на борту речного круизного теплохода «Антон Чехов»!

Чем ближе к Угличу, тем у́же становилась Волга, приближаясь к своему исконному руслу. По мере приближения к верховьям сами водохранилища становятся уже не такими грандиозными и огромными по масштабам, как в среднем течении.

Немногим больше часа хода отделяют Мышкин от Углича, отчего момент прохода последнего застал нас в ресторане за обедом. Как раз аккурат между первым и вторым блюдами «Чехов» включил режим торможения, корпус могучего теплохода недовольно задрожал, завибрировал, но поддался команде вахтенных и стал снижать скорость. «Чехов» вошел в знакомый шлюзовой канал и аккуратно начал заходить в шлюз. Ресторан располагался на корме, и через огромные во всю высоту палубы смотровые окна с нашего места можно было наблюдать за шлюзованием.  

Теплоход, поместившись в камере и продвинувшись в самое ее начало, пришвартовался у правой стенки. Ворота не закрывались, все походило на то, что мы ждем попутчика. Но из Мышкина мы уходили в одиночестве, и в пути никто с севера нас не нагонял. Я совершенно упустил из вида своеобразную бухту, в которой укрылись угличские причалы и которая оставалась совершенно вне поля зрения наблюдателя, расположившегося на корме, так что наивно ожидал какого-нибудь мелкого волжского труженика наподобие буксира или небольшого сейнера.

Тем неожиданнее для нас разрешилась интрига. Внезапно из-за поросшей плотной зеленью защитной технологической косы во всю свою ширь вышел четырехпалубный красавец и завернул в шлюз.

— Ух! — только и вырвалось у меня.

Однозначно узнаваемый профиль указывал на представителя чешской верфи проекта 92-016. Увидеть название с нашего места было невозможно, поэтому я решил похвастаться перед Ириной своими знаниями:

— Либо «Буденный», либо «Кучкин»! — констатировал я.

— Вот прямо так!

— Однозначно не «Ростропович», у того корма солнечной палубы специфическая. А у этого классическая. Так что да, именно так!

— А что, больше похожих теплоходов нет?

— Почему же, есть. Тот же «Жуков», например, или «Фрунзе», или «Феликс», но уверен, что ни тот, ни другой и не третий!

Честно говоря, обосновать такое свое утверждение я не мог совершенно никак и полагался исключительно на удачу. В этот раз она меня подвела. По мере медленного, но неуклонного приближения лайнера к камере шлюза все отчетливее становились золоченые буквы его имени, нанесенного на обе стороны острого и длинного носа.

— «Александр Суворов», — прочитала Ирина. — Вот тебе и не «Кучкин», и не «Буденный». Проспорил, зазнайка!

Вот про «Суворова» я действительно совершенно забыл и вынужден был справедливо признать ошибку.

Тем временем наш спонтанный попутчик пристроился к правой стенке, ворота закрылись, и мы начали подниматься. На «Суворове» не иначе как тоже шел обед, потому что на носу ни средней, ни шлюпочной палуб не было ни одного пассажира.

К моменту выхода из шлюза мы уже отобедали и вышли на солнечную палубу. Дизели «Чехова» напряглись, довольно заурчали и уверенно потащили тяжелый корпус судна прочь из тесной ванны. Единственная в своем роде красивейшая арка угличского шлюза тенью проплыла над нами, начала медленно удаляться, а «Суворов» пока только-только начинал отшвартовываться.

Остатки дня промчались так же незаметно, как и предыдущие три: в музыкальных паузах в барах, палубных променадах и капитанском ужине. Команде «Чехова», а особенно капитану, отдельное большое туристическое спасибо за организованную фотосессию. Редко на каком теплоходе предлагается всем желающим, да еще и на свои гаджеты, сделать памятное фото с капитаном теплохода.

Заката дождались на палубе. В половине девятого вечера уставшее солнышко закатилось за приготовившийся ко сну лесок, стало постепенно смеркаться. Но еще до сумерек «Чехов» добрался до Дубны, успел пройти шлюзы, попрощался с Волгой и завернул в канал имени Москвы. Перед тем как совсем стемнело, мы второй раз за этот круиз пересеклись взглядами с огромным гранитным Ильичом. Сегодня, на фоне ярко-красной угасающей зари, он словно напутствовал нас в добрый путь и прощался до новых встреч в следующем круизе!

Тому и быть! 

Антошка призадумался. Тем временем месье Серж посмотрел на Антошку очень внимательно и произнес:

— Знаете что! Приходите-ка завтра к девяти вечера в главный зал. Я попробую договориться, и мы все вместе посмотрим настоящий спектакль.

Завтрашним вечером в главном зале собрались все жители Коробки. Месье Серж превзошел самого себя и действительно все устроил таким образом, что ровно в девять Большой Монитор, стоящий чуть поодаль от Коробки, ожил и на его долгое время темном экране появился ярко-красный занавес. Игрушки разом притихли, некоторые из них готовились впервые стать зрителем театрального представления.

В полном молчании занавес открылся. Начался спектакль.

Пьеса произвела на обитателей Коробки сильное впечатление. Даже спустя несколько дней игрушки, собираясь вместе, нет-нет да и предавались обсуждениям увиденного и обмену впечатлениями.

— Дамы и господа, секунду внимания. Прошу любить и жаловать нашего сегодняшнего автора — А-а-а-антошка!

Миниатюрной интерьерной игрушкой, которую мы традиционно дарим понравившемуся нам теплоходу, в этот раз выступал кот Антошка. В том, что «Антон Чехов» более чем полностью оправдает наши ожидания, сомнений не было, а с того момента, как мы впервые перешагнули его порог, лишь утвердились в этой уверенности. Так что появление незадолго до капитанского коктейля, плавно переходящего в капитанский ужин, маленького Антошки, сидящего на лавочке, на стойке администрации на главной палубе было вполне закономерным.  

Что же касается непосредственно самой Москвы, считать нашу столицу входящей в Золотое кольцо или не считать? По своему возрасту, по наличию памятников и исторически важных мест Москва, безусловно, могла бы претендовать на вхождение в число городов Золотого кольца. Но что, на мой взгляд более значимо, по своей роли в становлении и судьбе самой России вообще равных этому городу нет. Поэтому, пусть столица официально и не входит в Золотое кольцо, а я бы ее считал не одним из, а самым центром. Как у всякой фигуры, у кольца тоже есть центр, вокруг которого оно и выстраивается, так пусть же центром Золотого кольца и считается наша удивительная и красивейшая Москва!

Тем временем, повернув еще вчера вечером в канал имени Москвы, всю ночь мы продолжали по нему усердно продвигаться в сторону столицы, поднимаясь в шлюзах все выше и выше. Последний перед Северным речным вокзалом, шестой, прошли в половине восьмого утра.

Тихо и спокойно было этим утром в канале. Шум бегущей за теплоходом волны оставался где-то позади; здесь и впереди — только безмолвие и гладкая как стекло поверхность воды. Мы выбрались на нос шлюпочной палубы, пододвинули стулья вплотную к борту и, облокотившись обеими руками на поручень, безмятежно внимали этой умиротворенности.

В какой-то момент Ирина положила голову на сложенные ладони и закрыла глаза.

— Спишь? — коснулся я ее плеча.

— Кайфую! Хотя, может, и уснула бы.

В девять начался завтрак, а ближе к десяти по берегам стали появляться и тянуться жилые кварталы. Пейзаж изменился, шум и ритм города невольно проникали на палубы, постепенно выводя пассажиров из состояния эйфории. Атмосфера речного круиза медленно, но безвозвратно начинала рассеиваться в успевшем позабыться жизненном ритме мегаполиса. Можно было уже идти начинать собирать чемоданы.

А тут еще и сами небеса начали впадать в хандру. Небо стало быстро сереть, откуда-то налетела облачная пелена, снова все заволокло однотонной блеклой краской. Тем выигрышнее на таком фоне смотрелись многочисленные разноцветные московские жилые небоскребы. Ближе к полудню тень мостового перехода Ленинградского шоссе, словно финишная лента, обозначила завершение нашего короткого путешествия. Всегда немного грустно в этот момент. Но тем сильнее желание снова вернуться на борт теплохода.

И опять отправиться в наполненный эмоциями и впечатлениями речной круиз!

***

Митька Кашин, утром вернувшийся с мамой из Костромы, весь остаток дня провел за столом в своей комнате. Он решил во что бы то ни стало нарисовать рисунок с увиденным на Волге большим белоснежным теплоходом.

К вечеру кропотливая работа была завершена. Все главные акценты были аккуратно расставлены: большой четырехэтажный лайнер, стоящий у пирса, переброшенный на берег трап, высокий капитан в красивом синем мундире. Себя же Митька нарисовал стоящим на трапе, в тельняшке и с биноклем. Но какой-то элемент все же ускользнул, и Митька никак не мог понять, чего не хватает.

И только перед самым сном он понял. Вскочил с кровати, включил свет и быстро нарисовал капитану фуражку. Еще раз критически взглянул на рисунок. И уверенными движениями нарисовал еще одну фуражку, теперь уже на своей голове.

Теперь был полный порядок — лайнер и два капитана!

А в том, что он станет капитаном, Митька уже не сомневался.